Российская белая эмиграция в Венгрии (1920 – 1940-е годы)

В то же время одна из его статей может помочь нам в реконструкции его взглядов по национальному вопросу в СССР. Эта статья была опубликована в журнале «Мадяр Элет» (венг. «Magyar Élet», русск. «Венгерская жизнь») в трёх частях в первой половине 1942 г.⁵² Таким образом, ход мыслей Тагана в определённой мере отражал конкретные обстоятельства, в которых он жил, происходящие в это время боевые действия на Восточном фронте, в которых участвовала и Венгрия, воевавшая на стороне нацистской Германии, захват западных территорий СССР, нерешённость вопроса об исходе войны, соответственно и возможность дальнейшего ослабления политического потенциала СССР. Таган исходил из того, что в Советском Союзе власть угнетает национальные меньшинства, в том числе тюркские народы Крыма, Поволжья и Средней Азии. По его мнению, источником этого угнетения является «великорусский империализм и панславизм», который применял те же самые методы как в условиях царской России, так и при советской власти. Однако поводы для этого угнетения различались, так как царизм угнетал национальности во имя осуществления «великорусской идеи», т. е. в процессе русской колонизации отдельных восточных, сопредельных с русским этносом территорий, тогда как большевизм угнетал их согласно коммунистическим принципам в целях всемирной революции. Большевики ссылались на то, что народы, завоевавшие свою независимость, являются «капиталистическими» формациями. Таган указывал на то, что большевики забрали земли тюркских народов и переселили туда русских. Тактика большевиков во многом содействовала ускорению процесса ассимиляции тюркских народов, так как мусульмане в СССР не должны были переходить в православие, как при царях, потому что в СССР все религии должен был заменить коммунизм, единственное (со своим «пророком» Лениным) приносящее всем членам общества жизненные блага учение. Таган выражал надежду на то, что вопрос о будущем Советского Союза скоро будет поднят на международной арене, и международные факторы, призванные решить этот вопрос, при этом будут учитывать национальные и экономические интересы живущих на территории СССР народов.

Из источников создается впечатление, что Таган попытался добиться от венгерских властей, чтобы они на официальном уровне установили отношения с Валиди. Это можно установить из рукописного личного письма Ласло Берзевици, который был экономическим руководителем отдела общественной охраны Министерства внутренних дел. Письмо датировано 9-ым сентября 1928 г. Адресатом письма, вероятно, был Шандор Кун-Хедервари, который в это время был первым заместителем министра иностранных дел. К письму приложена усеченная рукописная записка Тагана о Валиди, написанная на венгерском языке. К сожалению, последние страницы записки пропали, а на первых страницах Таган излагает роль Валиди в Гражданской войне. Суть записки Тагана неизвестна. Зато Берзевици, который признаёт, что уже несколько лет лично знает Тагана, пишет, что он сам уговорил его отказаться от своей идеи, изложенной в записке⁵³. Значит, в письме есть намёк на то, что в Министерстве внутренних дел самым близким чиновником к Тагану мог быть Берзевици. Есть удивительная деталь в воспоминаниях Ласло Кеси Ковача о Тагане. Он пишет, что после получения Таганом венгерского гражданства, МИД Венгрии специально попросил Тагана, чтобы он воздержался от пропаганды идеи создания «великотюркского государства». По словам Кеси Ковача, Таган принял этот совет⁵⁴.

Можно задаваться вопросом о том: почему идея создания государства тюркских народностей на территории Советского Союза не стала официальной позицией МИД Венгрии? Почему она не могла выйти за рамки Туранского общества?

Венгерской историографии известно, что в 1924 г. Венгрия предприняла шаги к установлению дипотношений с Советским Союзом. Хотя в Берлине представители венгерской и советской дипломатии согласились об установлении дипотношенй, в 1925 г. венгерский премьер Иштван Бетлен по соображениям внутренней и внешней политики не поддержал ратификацию венгерским парламентом договора, подписанного с советским правительством. Однако вопрос о дипотношених между двумя странами не был снят окончательно с повестки дня, и Бетлен занимал выжидательную позицию.