Российская империя в сравнительной перспективе

Данная гипотеза наталкивает на размышления о потенциальных возможностях имперского законодательства. Англия нередко рассматривается, как эталон общества, построенного на господстве закона. Если там понятие гражданства эволюционировало, благодаря существованию дифференцированных и неравноправных общин, которые с благословения закона толковали его нормы на местный лад, то не могла ли и в России имперская законодательная традиция положить начало концепции всеобщего гражданства?

Обширная практика волостных и прочих местных судов, основанная на дарованных имперским законодательством полномочиях, открывала возможности для демократизации российской системы управления. Принцип земского самоуправления способствовал интегрированию крестьян в судебную систему империи посредством их участия в волостных судах – обособленных, но целиком построенных на букве закона. В волостных судах решения по искам крестьян выносило не жюри присяжных и не мировой судья «из образованных», а такие же крестьяне – судьи, избранные сельской общиной. Обособленная сословная природа волостных судов сыграла немалую роль в развитии правовой культуры сельского населения и появлении огромного количества местных управленцев, судей и писарей, имевших реальный опыт управления.

Многое определяется обычаями, существующими в государстве, например, в среде крестьянства. Сомерс в своей работе описывает череду преемственных методов, которые использовались государством для формирования «национальных сообществ»: «от вовлечения и принудительного участия [населения] в первичных органах местного самоуправления, как это было в Англии… до прямого назначения государственных должностных лиц в соперничающие первичные органы»⁷¹. Российские государи использовали оба эти подхода в управлении империей – в различное время и в различных областях страны. Свойственный империи правовой плюрализм способствовал привлечению (зачастую даже принудительному) местного населения к участию в управлении; однако, самодержцы никогда не сомневались в своем исключительном праве назначать в различные части империи своих наместников или устанавливать новые законы.

Одним из главных вопросов построения «сообщества империи» являлся выбор способов, с помощью которых местные общины могли быть вовлечены в общую систему государственного управления. В критический для российской представительной демократии момент самодержавие активно воспротивилось идее избрания в Государственную думу, наряду с лицами прочих сословий, крестьян и представителей национальных меньшинств⁷². Власть не желала допускать местные, национальные и религиозные общины к выражению их интересов в центральном законодательном органе и при этом постоянно боролась против расширения полномочий элит. Это привело к тому, что и власть, и подданные оказались лишены канала связи и взаимодействия, необходимого для развития законодательства.

В то время, как самодержавие отступилось от концепции имперской демократии, либеральная оппозиция выступила против многообразия местных укладов и правовых норм, а с ними и против инклюзивных элементов имперской правовой доктрины. Практика волостных судов способствовала развитию в среде российского крестьянства навыков использования буквы закона, однако, интеллектуальная элита по-прежнему пребывала в твердой уверенности, что крестьяне начисто лишены правового самосознания. Либералы подвергли критике крестьянские суды, вменяя им в вину именно их обособленность. Стремление реформаторов во что бы то ни стало искоренить разрозненность судебной системы нанесло удар по зачаткам совместного управления, колыбелью которого и являлись многочисленные суды низшей инстанции по всей империи.

Само противопоставление концепций единого, «национального» законодательства и множественных судебных систем было ошибочным. Многообразие судов, в которых решения принимались выбранными на местах судьями, по своей природе отнюдь не противоречило ни развитию гражданского самосознания, ни становлению правового государства. Ведь члены общин имели возможность участвовать в интерпретации законов и формализовать свои социальные отношения при помощи судебных учреждений низшей инстанции.

Постепенное взаимное приспособление законодательства и общинных норм можно проследить в судебных системах, основанных на прецедентном праве. Неспособность позитивного права вместить все многообразие правовых норм, существовавших в империи, отчасти и стала помехой для кодификации новых законов в России в конце XIX – начале XX века. Однако, как мы могли убедиться, имперская правовая доктрина содержала важнейшие элементы концепции прецедентного права, что создавало возможности для взаимодействия законодательных норм, местных обычаев и религиозных правил при интерпретации и использовании законов на практике⁷³.