Российская империя в сравнительной перспективе

Четвертый характерный признак мировосприятия военной верхушки – патернализм в отношении к «нижним чинам», который являлся следствием отмеченной ранее антидемократичности, «Офицерство не разрешало офицеру спускаться ниже установленного уровня и посещать общество с низким уровнем, – вспоминал один из русских генералов уже в эмиграции. – В этом отношении офицерство было более строгим, чем, скажем, среда помещиков или патриархальных купцов»¹⁶. Обратная сторона корпоративной этики военной элиты, вполне традиционная для клиентских по своей сути отношений типа «барин – мужик», отличалась восприятием солдат как «темной», малокультурной массы в серых шинелях, требовавшей постоянного контроля офицера. Вступление России на путь социальных преобразований обещало в перспективе сближение офицерского корпуса и нижних чинов. Однако, сам автократический политический режим, помноженный на имперскую специфику, препятствовал скорейшему решению этой проблемы. В результате к 1914 году в России не сложилась так называемая единая «вооруженная нация» («nation at arms»), которая, в отличие от Франции или Великобритании, смогла бы выдержать длительную тотальную войну. Как показывает сравнительный анализ, Германия и особенно Австро-Венгрия оказались перед аналогичным вызовом, но более высокая степень модернизации и утверждение в социальной структуре средних городских слоев дали возможность несколько продлить существование Центрально-Европейских империй, хотя в итоге не предотвратили трагического финала.

Наконец, отметим алармизм и конфликтность внешнеполитической ориентации элитных групп в вооруженных силах. Приверженность агрессивно-наступательной стратегии на международной арене, основу которой составляло имперское мессианство, обосновывалась концепциями «восстановления Византии», «расширения жизненного пространства», «устранения постоянного очага напряженности на Балканах» и т. п. Потребовалось много времени, гораздо больше для России и значительно меньше для Германии и Австрии, чтобы осознать иллюзорность ставки на примат силы перед международным правом в отношениях европейских государств.

Переходный характер рассматриваемого периода формирования индустриальной цивилизации позволяет говорить о трансформации представленческих систем военных элит крупнейших держав в направлении от инертно-фаталистического к рефлексивно-рационалистическому типу восприятия и обработки информации. В то же время существовала специфика образно-представлен-ческой картины мира, связанная с конкретными историческими условиями эволюции того или иного государственного организма.

На основе перекрестного анализа источников официального и личного происхождения попробуем оценить степень присутствия отмеченных базисных компонентов в «военном складе ума» для России и других ведущих государств к 1914 году, определив его как устойчивый комплекс взаимосвязанных представлений, зависящих от интерпретации информации о безопасности страны через призму когнитивных ориентаций, корпоративной этики и опыта служебной деятельности.

Ранжирование стран – от Германии к США – выполнено в соответствии с оценкой близости сущностных элементов сознания их военных элит к российской. Символ (+) обозначает высокий положительный уровень корреляции, знак (о) – нейтральную степень, а показатель (-) – отрицательную взаимосвязь.

Сознавая дискуссионность использованных критериев, обобщим полученные результаты в форме таблицы, представленной ниже.

Сравнительный анализ базисных компонентов представленческих моделей военных элит России и Западных государств к 1914 году

Результаты исследования показывают, что наибольшая степень корреляции, а значит, близости представленческих систем военных элит наблюдается при сопоставлении российского «военного склада ума» с менталитетом военной верхушки Германии, Австро-Венгрии и Италии. В меньшей степени эта корреляция характерна для Великобритании, Швеции и особенно Франции. Совершенно обособленно положение США, военная элита которых еще не сложилась к началу трагических событий 1914 года.

Приведенные оценки доказывают глубокую внутреннюю противоречивость, а значит, и нестабильность союзнических отношений России, Франции и Великобритании, не говоря уже о США, поскольку отсутствовала тесная корреляция между представленческими моделями военных элит этих стран. Что же касается трех империй – Российской, Германской и Австро-Венгерской, во главе которых стояли близкие по своей ментальности элитные группы, то фатальную роль в их поражении и распаде, очевидно, сыграло запаздывание трансформации восприятия военной верхушкой окружающего мира, обусловленное консервацией автократических режимов в преддверии первого международного конфликта глобального уровня.

Примечания