Российская империя, XVIII — начало XX вв.

В феврале 1730 г. герцогиня Анна с превеликой радостью подписала «Кондиции» и прибыла на коронацию в Москву. Находясь в первопрестольной, она быстро поняла, что «заговор верховников» не имеет никакой поддержки в широких кругах столичного и провинциального дворянства. По подсчетам современных авторов (Н. Павленко, Л. Милов, Е. Анисимов, А. Каменский), в адрес императрицы было подано 7 дворянских челобитных, в которых более 400 подписантов, в противовес аристократическим «Кондициям», выступили со своей «программой», которая предусматривала сокращение срока обязательной государственной службы, отмену ограничений в наследовании недвижимого имущества и т. д.

В конце февраля 1730 г. во время личной аудиенции у государыни сенатор князь А.М. Черкасский, астраханский и казанский губернаторы В.Н. Татищев и А.П. Волынский и вице-президент Святейшего синода Ф. Прокопович от имени многотысячной армии российского дворянства и гвардии нижайше упросили ее восстановить самодержавную власть и полномочия Правительствующего сената. Оценив всю непопулярность «затейки верховников», Анна с превеликой радостью разорвала «Кондиции» и в начале марта 1730 г. именным указом распустила Верховный тайный совет. Затем последовала скорая расправа над князьями Голицыными и Долгорукими, многих из которых сначала сослали, а затем замучили в темницах (Д.М. Голицын, А.Г. Долгоруков) или люто казнили за государеву измену (В.Л. Долгоруков, И.А. Долгоруков).

Десятилетнее царствование Анны Иоанновны (1730–1740) началось под лозунгом возврата к петровским традициям и порядкам. В частности, сразу после роспуска Верховного тайного совета был восстановлен в своих правах Сенат, которому вернули наименование Правительствующего. Но на этом сходство с Петром I и его политическим курсом, пожалуй, и закончилось.

Поскольку Анна Иоанновна была совершенно не готова к управлению огромной Российской империей, то в октябре 1731 г. при особе государыни был создан новый государственный орган — Кабинет министров, в состав которого в разное время входили только три человека. В качестве первого министра таковыми были: граф Гавриил Иванович Головкин (1731―1734), граф Павел Иванович Ягужинский (1734―1738), князь Артемий Петрович Волынский (1738―1740), граф Алексей Петрович Бестужев-Рюмин (1740) и граф Бурхард Христофор Миних (1740–1741), в качестве второго министра — барон Андрей Иванович Остерман (1731―1741), а качестве третьего министра князь Алексей Михайлович Черкасский (1731―1741).

В 1735 г. Анна, окончательно потеряв всякий интерес к любым государственным делам, подписала именной указ, согласно которому подписи трех кабинет-министров приравнивались к подписи самой императрицы. Иными словами, Кабинет министров был наделен неограниченными законодательными полномочиями, и с этого момента Правительствующий сенат вновь потерял свою прежнюю роль высшего административного органа империи и стал подведомственным Кабинету органом.

В исторической науке десятилетнее правление Анны Иоанновны традиционно было принято называть «бироновщиной», поскольку именно при ней, по образному выражению В.О. Ключевского, «немцы посыпали в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забрались на самые доходные места в управлении». Во главе этой алчной иноземной корпорации, куда входили братья А. и К. Рейнгольды, К. Левенвольде, Г. Ливен, Г. Кайзерлинг, И. Корф, И. Шумахер и многие другие проходимцы и казнокрады, стоял всесильный фаворит Анны, «курляндская сука» герцог Эрнст Иоганн Бирон. По меткому замечанию все того же В.О. Ключевского, «над кучей бироновских ничтожеств высились настоящие заправилы государства вице-канцлер А.И. Остерман и фельдмаршал Б.Х. Миних», поэтому блестящий знаток той эпохи профессор Н.И. Павленко вполне обосновано называл этот период русской истории «остермановщиной».

В настоящее время ряд историков либерального толка (Е. Анисимов) всячески пытается переписать историю «бироновщины» и представить прибалтийских немцев чуть ли не радетелями русских национальных интересов, и заявляет, что никакой особой «немецкой партии» при дворе никогда не существовало и «бироновщина» ничем не отличалась от «меншиковщины», «потемкищины», «аракчеевщины» или «сталинщины». Безусловно, сие «научное открытие» не имеет никакого отношения к науке и во многом продиктовано исключительно либеральными политическим взглядами этих авторов.