Российская история в афоризмах

Экономическое благополучие страны было относительным по многим параметрам. Имевшиеся возможности использовались властью по своему усмотрению. Так, в 1897 году по инициативе министра финансов С. Ю. Витте была введена государственная монополия на продажу «питей», как тогда говорили. За 1895–1914 годы только казна получила 20 млрд 960 млн рублей питейных доходов. В 1913 году доход от вывоза хлеба составил 589,9 млн рублей. Доход от водки был больше – 899,8 млн. За счет продажи водки государство решало многие проблемы. 25,5 % доходов шло на содержание государственного аппарата, 28,4 % – на армию, 28,9 % – на финансирование государственных предприятий, 4,6 % – капитализировались, 12,6 % – на платежи по долгам. С 1895 по 1914 год капиталы, вложенные в промышленность, составили 2 млрд 246 млн рублей (включая 1 млрд 50 млн рублей иностранных инвестиций)[92].

Да, все шло совсем неплохо. Но царь не очень дорожил достижениями своей страны. Он не прислушался к наиболее дальновидным советникам, которые предостерегали его от вовлечения в военные конфликты. Сначала он проигнорировал предостережения С. Ю. Витте, отправил его в отставку и влез в русско-японскую войну. С таким же упорством он отказывался слушать П. А. Столыпина, которого, по мнению современников, просто «заказал». Возможно, Николаю II хотелось войти в историю новыми территориальными приобретениями. Но амбициям императора явно не соответствовала «амуниция» страны. Правитель рассчитывал на «волю Божью», на «провидение» и фактически не подготовил страну к новой «большой войне». Царь, его окружение, правящие круги были уверены, что народ на своем горбу «вытащит войну» и сил на новую революцию у него просто не хватит. И война «все спишет».

Получилось наоборот: война «приписала», а народ поднялся на революцию.

Верхи не могут, а низы не хотят

В советское время школьники и студенты наизусть учили «три признака революционной ситуации»:

1. Низы не хотят жить по-старому.

2. Верхи не могут управлять по-старому.

3. Выше обычного повышается активность масс[93].

В научной и учебной литературе в соответствии с тремя этими признаками определяли наличие революционных ситуаций накануне первой русской революции 1905–1907 годов, а также перед Февральской и Октябрьской революциями 1917 года. В научных кругах считалось, что революционная ситуация была налицо также и в 1859–1861 годах. Но тогда революционная ситуация не переросла в революцию, так как крепостное право было отменено «сверху». Применительно к 1879–1881 годам большинство специалистов было склонно считать, что революционной ситуации не было.

Понятию «революционная ситуация» дал определение В. И. Ленин. Еще в июне 1913 года в статье «Маевка революционного пролетариата» он утверждал: «.Для революции недостаточно того, чтобы низы не хотели жить, как прежде. Для нее требуется еще, чтобы верхи не могли жить, как прежде». Кстати, многие считали, что в 1913–1914 годах постепенно складывались все признаки революционной ситуации, которая не перешла в революцию из-за начавшейся Первой мировой войны.

Марксизм не случайно называли историческим детерминизмом. Марксистское обществознание исходило из того, что в развитии всего мира и отдельных государств действуют определенные исторические закономерности. Одной из таких закономерностей считалась неизбежность смены революционным путем одного общественного строя другим. Для революционеров было важно увидеть формирование революционной ситуации, чтобы активными действиями способствовать перерастанию революционной ситуации в революцию. В. И. Ленин любил повторять, опираясь на опыт большевиков: «Ни одно правительство само не упадет, если его не уронят».

Сами большевики почему-то считали, что марксизм нельзя применить в качестве аналитического инструмента в отношении их собственной деятельности. Так, в конце гражданской войны (конец 1920 – начало 1921 года) они признавали наличие острого политического кризиса, но никто не говорил о противоречии между производительными силами (крестьяне получили землю и хотели использовать ее по своему разумению) и производственными отношениями (большую часть продукции крестьян забирали через систему продовольственной разверстки). Только в постсоветский период стали писать о том, что в Советской России назревала «четвертая революция». Верхи не знали, что делать дальше. Об этом разброде свидетельствовала внутрипартийная дискуссия в РКП(б). Низы не желали жить по-старому, о чем говорили восстания в Сибири, «антоновщина» на тамбовщине, Кронштадтский мятеж и забастовки в Петрограде. Пришлось переходить к новой экономической политике.