Многие обществоведы, потеряв четкие мировоззренческие основы осмысления современных социальных явлений, находятся в поисках идеи, прежде всего новых идей. При этом на фоне господства или крайне марксистского, или крайне антиамериканского видения этнополитической ситуации в России, где для одних – «пролетарии, соединяйтесь», а для других – «либералы, соединяйтесь». И те, и другие без народов. Некоторые говорят, что у нас появилось в последние годы очень много идеологий. Возможно, если каждую мысль превращают в идейку, а идейку – в идеологию. У нас, по-моему, сложилась ситуация, когда даже марксистские идеи так и остались не развитыми до российско-цивилизационного уровня, а остальные идеи, ценности пока не стали идеологией. Россия сегодня отчуждается от любой идеологии. У. Мате рассматривает идеологию как специфическую разновидность убеждений, имеющих силу веры[503]
. Трудно говорить об идеологии на уровне веры для всего общества, для всего государства. Но это можно навязать большинству. Придумать новую религию – это дело бесполезное и не в силах как бы человека. Именно в этом трагедия и многих марксистов, которые старались превратить свое учение в религию. Хотя К. Маркс, Ф. Энгельс, В.И. Ленин были против этого. А идеология на уровне стратегических ориентиров развития общества, которые поддерживают широкие массы, – это другой вопрос. Некоторые утверждают, как это делает Пастухов: «Единство племени держалось на традиции. Единство народа имеет религиозную основу, нация объединена посредством государства»[504]. Не все так прямолинейно. И говорить так в современных условиях невозможно. Единство племени, конечно же, могло держаться не только на традициях, но и на религиозной основе, на определенном божестве, вокруг которого объединяется данное племя или даже союз племен. Такой этап развития человечества прошел, единство народа имеет не только религиозную, но и культурно-идеологическую основу. Оно может иметь систему обычаев, традиций. Для наших народов в большей степени как раз-таки подходят обычаи, обычное право, традиции. «Обычное право» было господствующим для многих народов до государственного права. Да, присутствие религиозной основы имеет место не только для нации-этноса, но и для нации как государства, потому что различные государства тоже используют различные идеологические основы для своего объединения. Государство не снимает проблему идеологических основ нации, хотя, казалось бы, достаточно иметь только государство и не иметь больше ничего, но само государство имеет внутри себя разные социальные, политические силы, разные национальности, разные культуры, разные религии, и подменить все это государством невозможно. Государство обязано учитывать это все и объединять всех в политическую общность. Идеология тоже может исходить от одной религии, от одного класса, от одной этнонации. Здесь тоже нельзя просто так говорить, что образование или «возникновение идеологии заменяет момент образования нации»[505]. Если мы ведем речь о нации-государстве, такой подход тоже не очень подходит. Нация как этнос у И.А. Ильина фактически объявляется всеобъемлющей и самодостаточной категорией: «Нация – есть все, она самая глубокая сущность и основа основ» – в таком случае одна крайность. Но такое истолкование нации-этноса это для многонационального государства, да и для немногонационального государства, достаточно опасное явление. Это вариант диктата одной этнонации. Именно в этом плане сегодня, в частности Подберезкин, Макаров и многие другие, ищут национальную идею, где именно одна этнонация рассматривается как основа всех основ. Это идея не национальная, а этнократического развития, построения этнократического государства. Главное, что именно против подобных идей и практики в Прибалтике выступают Подберезкин – Макаров и иже с ними. Но тут же позволяют это делать по отношению к другим народам внутри России, по отношению к тем, кто остался в составе России. Здесь и получаются «двойные стандарты».