Зомбяк медленно поднялся и закачался из стороны в сторону. Танцует. Они часто танцуют этот вертлявый джагертон, дрыгающийся танец американской молодежи шестидесятых. В свете костра показалась еще одна фигура, на сей раз женская. Я в задумчивости еще не снял с себя резиновые перчатки. А дама была мила собой, если не считать, что у нее был содран скальп, откуда торчали остатки окровавленных волос. Я, смотря на то, как раскачиваются эти два отрешенных, уединенных в каком-то своем закрытом мире мертвяка, куда мне никогда не попасть, невесело хмыкнул.
А ведь они блаженны. Не ведают что творят. Дети с возможностями взрослого человека. Даже боли не чувствуют. Вполне возможно, что они счастливей всех на свете.
-Позвольте пригласить вас на танец, мисс.
Я галантно подал руку в перчатке и, не дожидаясь ответной реакции, легонько приобнял мою партнершу за талию. Да, воняет, да бессмысленные глаза, как у наркомана, смотрят мне в лобешник. Но, волшебство вальса. Я, стелясь по траве, веду партнершу, загребающую по земле ногами и вихляющую головой как висельница. Висельник и наркоман – замечательные метафоры для партнерши по танцу. Я не сомневался, что она танцевала, ее посеревшая и порвавшаяся юбка была нужной длины. Скорей всего ее кто-то изнасиловал, так как на ниже пояса можно было увидеть запекшуюся кровь. В моих ушах била мелодия вальса, стоны мертвецов, вереницей пересекающих дорогу и строки, строки любимой и позабытой давно песни:
“Легкий бархатный стук.
Ваша поступь легка:
Шаг с мыска на каблук”.
Кружится, не думать ни о чем! Мое сердце оказалось разбито на локальные диски. Или оно напоминало хлебные корочки, которые не склевали воробьи. Меня несло по сухо аплодирующей траве, и я всеми силами старался хоть на минуту стать счастливым. Верить, когда видишь, как мертвяк с упоением жует собственные кишки. Любить, понимая, что тебя никто не ждет. И в этом сила.
Я знаю, что на меня смотрят во все глаза, что этот нацист, что мой подшефный интеллигент. Сделав неполный круг я пританцевал к пятну костра, а затем наподдал такой пинок своей вонючей партнерше, успевшей меня изрядно выпачкать, что она долго, по инерции бежала через поле, пока не запнулась и не упала.
Ее откляченный зад так и просил повторить процедуру, но второй пинок я потратил на дрыгающегося у костра мертвяка, засветив ему смачный пендель в туже точку. Зомби, как мне показалось, обиженно завыл и, пошатываясь, побрел прочь.
Задница в темноте не поднималась и не виляла. Видимо, дама при падении сломала себе шею, и хоть нервная система погрубела, но такой травмы организм не выдержал, застыл. Интересно, сколько она будет подыхать? Недели.
На меня смотрели две пары глаз: голубые и карие. Вообще-то у Феликса Викторовича они были чуть посветлей, но из-за юркости и мелкокостности его натуры, (как это поэтично сказать?) зеркала его души казались темнее. Во всяком случае, у них обоих в глазах я различал всего один вопрос: “Парень, ты не рехнулся?”
-Что смотрите? Не палить же в воздух? Это был единственный способ, чтобы вы перестали, наконец, спорить. Уши вянут.
Навыки интернет-тролля могут пригодиться везде.
Глава 17
В детстве на его руке клацнули челюсть бездомного пса. Белые шрамы на правом предплечье не заросли и с получением депутатских корочек. Он только с большим удовольствием теперь расхаживал по бурому ворсу ковра. Вообще-то это была выделанная шкура медведя, но Владимир Соломкин пренебрежительно называл ее ковриком. Нынче, таким добром, по дешевке заваливали рынок китайские браконьеры. Никакие законы в брошенной тайге им были теперь не писаны. Депутат специально постелил шкуру в прихожей загородного дома, выказывая, в стиле нуворишей, пренебрежение к интерьеру и к побежденному хищнику.
Его должность состояла из многих слов с несколькими предлогами. Она даже оставляла возможность ввернуть пару запятых, чтобы смысл сказанного быстрее доходил до ума. Проще говоря, должность Соломкина соответствовала трехэтажному дому, который он выстроил за какой-то год в охраняемом поселке, подле дороги на Кольцово. Это было совсем недалеко от Новосибирска и близко от Заельцовского кладбища.
Но мертвые нынче гнили не в земле, а расхаживали по улицам, поэтому вынужденное соседство с могильником не волновало мужчину. В какой-то степени теперь соседями мертвых являлись все люди на Земле. Это его немного веселило.
У него был оплачиваемый месячный отпуск, которого без проблем добился в мэрии. Его только попросили никуда не уезжать из страны, но он клятвенно заверил коллег и начальников, что дороже Родины для него ничего нет. Правда, в памяти браузера на компьютере сохранились яркие проспекты лазурных островов. Да и улететь он не мог, многие чартерные рейсы были отменены из-за банальной нехватки керосина и перегруженности внутренних авиалиний.