Российские этюды

Солнечный день. Он не идет Питеру, да простят меня петербуржцы. Резкие тени, слепящее в прозрачном воздухе солнце. Я у Медного Всадника. Ох, Петр, Петр! Как же тяжело тебе было с родовитыми боярами! Как же ты старался, чтобы Питер был похож на твой любимый Амстердам! Как ты хотел, чтобы Россия была не хуже Европы. Это ты упразднил старославянские цифры-буквы и с тилдами наверху и заменил их арабскими. Это ты упразднил летоисчисление с момента сотворения мира и года стали отсчитываться от рождения Христа. Это ты перенес празднование Нового года на первое января, как давно решил Юлий Цезарь и как это было в Европе. Это ты наделал массу ошибок, выпуская тысячи указов и правил, которым невозможно было следовать. Но тебе многое прощаешь за то, что ты все делал для страны, а не для себя.

Московские ритмы

Москва – жесткий город. Не для романтиков и слюнтяев. И он, зараза, никогда не спит. Проснешься в три ночи и слушаешь гул проспекта Мира. Для разнообразия «ночной волк» на трескучем мотоцикле под окнами проедет. А если вдруг наступит минута тишины, то сосед надумает телевизор посмотреть – ему тоже не спится, ему надо новости узнать.

Тут все стремительно и богато. Даже двор нашего дома стал до безобразия красивым: «резиновые» дорожки, газон, цветочки, скамеечки, у каждой скамеечки урна. Мусорные контейнеры – произведение искусства. Даже трамваи под окнами по ночам ходят шепотом, а в них все чисто и ничего не сломано.

Кругом торчат новые красавцы дома, одежда западная, никаких тебе ботинок «прощай молодость» и толстых кожаных курток «привет из 90-х». Все, кому меньше семидесяти, куда-то спешат. Я, совершенно ошалелый, втягиваюсь в общий ритм и даже в магазин за помидорами почти бегу. Ведь стоять или идти медленно можно только пялясь в телефон. Иначе, на тебя будут оглядываться.

Санкции? Кризис? Ребята, вы про что! Магазины завалены продуктами, голодных нет. Ну не могут голодные так носиться по улицам! Помню, что если увидишь вымытую черную машину, то это уровень замминистра и выше. Сейчас, кажется, что на дороге все на уровне министров. Не видел я в Москве российских машин. Не приживаются они там.

– Ты бы еще вспомнил, как каждый день на машине от ВДНХ до Ленинского через центр ездил.

– Ага, ездил. И парковался где хотел.

– Ты бы еще войну с Наполеоном вспомнил! Москва стала другой.

Да, Москва стала другой. Немножко чужой. Молчит телефон, в записной книжке все больше зачеркнутых номеров. Но остались места где мне рады, это согревает, это перечеркивает равнодушие шумного города.

– А я не могу без Москвы. В деревне я бы умерла от скуки и тишины. Тут драйв, адреналин, жизнь!

Ага, через пару недель я ощущаю и первое, и второе, и третье. Адреналин выделяется 24 часа в сутки. Даже пакет с мусором я выношу с адреналином, драйвом и чувством, что еще живу. Тут даже у картошки адреналин. Она варится быстрее, чем в американской деревне.

Звоню знакомой:

– Ты на даче? Шашлыки жаришь или укроп сажаешь?

– Ты обалдел что ли? Я пишу текст лекции.

– Это как…

– Вот так! Работать надо!

Да… Днем Москва напоминает Америку. Я прохожу мимо головного офиса Сбербанка. Обеденный перерыв, на улице курит «офисный планктон». Если этих ребят перенести в американский небоскреб, то они ничем не будут отличаться от местных. Разве что более озабоченным выражением лица. Американцы тоже стремительны, но они скрывают свою деловитость. Москвичи ее подчеркивают.

Сидим, выпиваем, закусываем.

– У меня в группе отличный программист, но не могу заставить его работать.

– Так выгони его!

– А где найду такого?

Такие разговоры повсюду. Юристы и финансисты уже не нужны. Нужны технари, уникальные специалисты. Рядом с домом важный НИИ. В 90-е там сдавались помещения под магазины. Теперь здание отремонтировано, утром парковка забита машинами.

Продолжаем выпивать. Слушаю о сложных отношениях на работе. Кто из какой команды, кто стоит за кем. Звучат имена, которые знаю даже я. На столе постоянно пиликающий телефон.

– Я должна быть на связи 24 часа в сутки.

Я с ужасом осознаю, что больше недели не проверял свою рабочую почту. Появляется желание включить планшет, но очередная рюмка гасит этот порыв. Для полного успокоения я вспоминаю чему равен интеграл от косинуса и первые строчки поэмы Лермонтова «Демон».

Московская эклектика

Люблю ли я Питер больше чем Москву? Это вопрос из серии: «Кого ты больше любишь – маму или папу?» Ответа нет. Я писал в своих «Однажды», как спросил полячку про Москву и Питер. Получил ответ, что она больше любит Нью-Йорк. Это, типа, не задавай идиотских вопросов.