Российские самодержцы. От основателя династии Романовых царя Михаила до хранителя самодержавных ценностей Николая I

Николай I, несомненно, затрачивал много труда и времени на дела государственного управления и стремился лично и деятельно руководить им. У него не было ни уважения, ни доверия к унаследованной от Екатерины и брата Александра системе бюрократических учреждений. Для этого он слишком хорошо знал внутреннее бессилие бюрократической машины и глубокую испорченность бюрократической среды. Недовольство плохо налаженным и уж сильно разлаженным порядком, недоверие к людям и к общественным группам – психологическая основа николаевского деспотизма. Всякая самостоятельность мысли и деятельности представлялась ему недопустимым «всезнайством и противоречием», и вся надежда была на строгую исполнительность и беспрекословное повиновение. В министрах он видел лишь исполнителей своей воли, а не полномочных и ответственных руководителей отдельных ведомств. Широко развитая система министерских докладов «на высочайшее имя» по самым разнообразным вопросам давала императору возможность играть роль верховной власти, непосредственно распоряжающейся в стране. Он считал своей обязанностью лично разрешать все сколько-нибудь существенные дела и вопросы. Компетентность предполагалась как-то сама собой. Николай, подобно Суворову, не допускал «немогузнайства» в делах службы, а ведь он на всю жизнь смотрел как на службу, в том числе и на свою правительственную деятельность. Он и выработал себе большую самонадеянность, и всякие вопросы решал краткими и бесповоротными повелениями. По долгу правителя он считал себя сведущим во всяких делах, «каким должен быть всякий в его положении». Известен рассказ о том, как он обошелся с первым государственным бюджетом, какой ему представил на утверждение министр финансов. Николай отнесся к делу с большим вниманием, просмотрел все сметные предположения и собственноручно переправил ряд цифр, означавших размеры предположенных расходов; все это было сделано, конечно, на глаз, по усмотрению и минутному вдохновению. Вся постройка бюджета оказалась сбитой и спутанной. Пришлось министру выяснять монарху, что так, по-обывательски, нельзя вести государственное хозяйство, и представить на утверждение другой экземпляр сметы, свободный от трудолюбивых, но произвольных поправок. С годами Николай приобрел много сведений и навыков, многое уяснял себе, участвуя в комитетах по разным вопросам, и вырабатывал свои решения с большим вниманием. Но решение всегда оставлял за собой, как самодержец. В существенном он лично направлял свою политику; «он действовал добросовестно по своим убеждениям: за грехи России эти убеждения были ей тяжким бременем», – записала вдумчивая современница, В.С. Аксакова, в годину его смерти. Когда возникали вопросы более сложные, особенно касавшиеся более или менее существенных преобразований, проекты передавались на обсуждение комитетам из лиц доверенных, по личному выбору императора. Он следил за ходом обсуждения, влиял на него сообщением своих мнений, но и сам все более вживался в тот дух консерватизма, в ту крайнюю сдержанность перед сколько-нибудь существенными новыми начинаниями, которые все чаще приводили к бесплодному исходу комитетских рассуждений. Если же доходило до нововведений, то намеченные мероприятия осуществлялись обычно в виде опыта в какой-нибудь области государства, а затем вносились в Государственный совет в форме законопроектов, по существу уже одобренных государем, а то просто получали утверждение, помимо совета, резолюцией на министерском докладе. Эти резолюции на докладах, иногда подробные и мотивированные, иногда повелительно-краткие, по делам общего значения или по отдельным казусам, выясняли исполнителям взгляды государя на тот или иной вопрос и указывали основания для решения впредь однородных дел. Это было своеобразное личное законодательство императора, которое носило неизбежно отрывочный и случайный характер. Возникая от случая к случаю, оно разменивало деятельность верховного управления на множество разрозненных распоряжений вместо общей планомерной работы. И в среде высшей бюрократии многие не одобряли такого метода работы носителя верховной власти. Николая упрекали в том, что он правит бессистемно, разбивая личным вмешательством всякую планомерность управления, и забывает, что дело государя – править, а не управлять, общее руководство, а не текущее управление. При Николае особенно ярко сказывалось то свойство самодержавия, которое осуждал еще Александр I за то, что повеления даются «более по случаям, нежели по общим государственным соображениям», и не имеют «ни связи между собой, ни единства в намерениях, ни постоянства в действиях». Но Николай считал управление по личной воле и личным воззрениям прямым долгом самодержца. Вопросы общие и частные, дела государственной важности и судьбы отдельных лиц сплошь и рядом зависели от личного усмотрения и настроения государя, который в своих резолюциях иногда руководился законными основаниями, а чаще своим личным мнением, полагая, «что лучшая теория есть добрая нравственность».