Но, с другой стороны, то же учреждение министерств понималось как первый только шаг к преобразованию управления на новых началах. Предстояло обеспечить планомерное единство всей правительственной работы и утверждение начала «законности» в действиях управляющих властей. Достижение обеих целей связывалось с идеей о верховном учреждении, которое объединяло бы работу всех ведомств своим руководством, вырабатывало бы новые законодательные нормы, систематически пополняя и преобразуя действующее законодательство, и в то же время своим контролем и надзором обеспечивало бы закономерность ведения и разрешения всех дел. Организация этих функций центральной власти, с объединением их в одном учреждении или с разделением их между Сенатом и непременным советом, должна была устранить «самовластие»: устранить или хотя бы «уменьшить зло, которое (как писал Строганов, повторяя мысль Александра о стране-игрушке в руках безумцев) может произойти от различия в способностях тех, кто стоит во главе государства», а также избавить политику власти от случайных влияний и произвола временщиков. Самодержавие должно было стать «истинной монархией». Однако несомненно, что конституционная подкладка подобного хода мыслей и его коренное внутреннее противоречие, его половинчатость, были ясны деятелям начала XIX в. Они понимали, что гарантии законности связаны, по существу, с той или иной степенью обобществления власти. Строганов указывал на иллюзорность подобного значения бюрократических учреждений, так как оно может подлинно принадлежать только «политической организации и общественному мнению». Сперанский, разрабатывая – по особому поручению и в связи с занятиями «негласного комитета» в 1803 г. – проект устройства правительственных учреждений, указывал на несовместимость «истинного монархического правления» с сохранением «верховного начала», по которому в лице государя объединяются власти законодательная и исполнительная и распоряжение всеми силами государства, и сводил смысл намечаемых преобразований к такой внешней организации «правления самодержавного», при которой оно будет только «покрыто формами, к другому порядку принадлежащими». И с такими суждениями сходились видные представители враждебной «негласному комитету» группы сановников старшего поколения. Трощинский указывал, что учреждения бюрократические всегда будут орудием самовластного правления, пока не существует «законных установлений для сосредоточения массы народной» и чиновничество не встречает «противуборствия» ни в «сословии зажиточных людей» (т. е. в буржуазии), ни «в классе простолюдинов». Другие представители той же консервативной группы указывали, что только «избранный» Сенат, составленный из представителей общества, сможет быть оплотом «прав политических».