Последовательно продуманная «истинная монархия», отличная от «деспотии», превращалась в монархию конституционную с народным представительством. «Народным»? В крепостнической стране представительство, без коренной социальной реформы, начисто отдало бы власть в руки дворянства. Превращение самодержавной монархии в правовое государство возможно, так выразил эту мысль Сперанский, при условии «государственного закона, определяющего первоначальные права и отношения всех классов государственных между собою», закона, обязательного для правительственной власти, не зависящего от ее усмотрений. О таком провозглашении в день коронации Александра прав русского гражданина рассуждали его советники по его личному настоянию, но и то свели набросанный проект к некоторым гарантиям от судебного и полицейского произвола да к определению порядка публикации новых постановлений о налогах. Ничтожество этого проекта по содержанию сделало его мертворожденным. Все эти споры, суждения, предложения и разногласия были для Александра школой политической мысли, проверкой ранее усвоенных понятий и воззрений. В итоге у него сложилась своя, довольно определенная точка зрения на желательный строй отношений между властью и обществом, своя политическая программа, принципиальные основы которой он пытался отстаивать почти до конца своей жизни и проводить в своей политике, как внутренней – русской, – где дело так и не пошло дальше проектов, так и общеевропейской, в которой она дала более реальные результаты, так же как и в отношении к окраинным областям империи, наиболее «европейским» из его владений. Сложилась своеобразная теория о «законно-свободных» учреждениях как норме политического строя, обеспечивающей условия мирного развития страны и их охраны как от революционных потрясений, так и от правительственного деспотизма. Коренная утопичность этой теории привела Александра к ряду конфликтов с русской действительностью до почти полного внутреннего разрыва с нею, а в международных отношениях определила его основные стремления, которые завершились полным банкротством, опять-таки на почве расхождения с реальной действительностью; выразилась она и в тех и в других в ряде фантастических проектов, запутывавших Александра в безысходной сети противоречий с самим собой и с окружающими – до полного срыва личной жизнеспособности в последние годы и уединенной от мира кончины в далеком Таганроге.
Утопия – это форма мышления о жизни, ее отношениях и устройстве, которая стремится разрешить или, вернее, «снять» ее противоречия, согласно тем или иным идеальным требованиям, вне условий реальной возможности, без их достаточного учета, даже обычно без достаточного их понимания. У Александра были свои «идеальные» требования, и он упорно искал данных для их осуществления силой находившейся в его руках огромной власти. Питомец XVIII в., он пытался разрешить задачу такой полной и окончательной организации государственной жизни, чтобы в ее твердо установленных рамках и формах нашли свое спокойное, равномерное течение мятежные волны все нараставшей борьбы противоречивых стремлений и интересов. Утопическая задача умиротворения внутренней борьбы – в век напряженного раскрытия классовых противоречий в ряде революционных потрясений и борьбы международной – в век нараставшей ломки установившихся государственных граней получила в его сознании решение, неизбежно также утопическое.
Для историка данной эпохи легко вскрываются под действиями Александра, которым он подыскивает и дает идеологическое обоснование, весьма реальные мотивы: во внутренней политике – стремление власти к самосохранению и самоутверждению в ряде компромиссов с господствующими в стране интересами, во внешней – мотивы государственного эгоизма, определяемые экономическими, финансовыми, территориально-политическими интересами данной страны. Но для биографа Александра существенны эти идеологические обоснования и как культурно-историческая черта эпохи, и как прием политики, и, наконец, как проявление изучаемой индивидуальности, типичной для своего времени.