Российские солдаты-мусульмане в германском плену в годы Первой мировой войны (1914–1920)

Следует отметить, что заявления о верноподданничестве мусульман на страницах газет не являлись лишь пустым звуком. В начале войны мусульмане активно участвовали в благотворительной деятельности: с появлением раненых и беженцев в Казани и других крупных городах с многочисленным мусульманским населением стали возникать различные общественные и частные мусульманские благотворительные организации[191]. Их деятельность подробно освещалась на страницах прессы, что было вызвано, видимо, стремлением привлечь как можно больше состоятельных лиц к благотворительности и создать впечатление массовости этой деятельности; доказать, что мусульмане объединились и действуют сообща с русскими в общих государственных интересах. Однако вскоре наметился спад активности благотворительного движения мусульман. В качестве одной из причин наблюдателями отмечалось то обстоятельство, что обращение руководителей Мусульманского комитета по оказанию помощи раненым солдатам и их семьям с ходатайством об учреждении особого отличительного знака в виде красного полумесяца наподобие красной звезды для христианских благотворителей не получило поддержки в правительстве. Отказ в такой малости, принуждение мусульманских деятелей носить знак с чужой им христианской символикой порождали недовольство в мусульманской среде[192].

Несмотря на то, что в целом мусульманское население сохраняло спокойствие, открыто не выражало своего недовольства, в Российской империи возрастали антитурецкие и антиисламские настроения. Антимусульманская кампания проявилась и на страницах центральной и местной русской прессы. Ещё в августе 1914 г. в местных русскоязычных газетах появилось приглашение мусульман собраться для составления протеста против вооружения Турции[193]. С резкой обоснованной критикой таких публикаций выступил депутат Государственной думы Саидгирей Алкин: «Почему господа скептики не обращались с торжественными требованиями к российским подданным немцам? Почему не требовали, чтобы те выразили протест единоверному кайзеру? Почему же яд подозрительности и горечь недоверия адресуется лишь нам, хотя мы до настоящего времени ни в малейшей мере такой обиды не заслужили? Если бы даже был вынесен такой протест, кому он будет адресован, Турции, что ли? Дойдёт ли он по назначению и какая ему там будет цена?»[194] «Вмешиваться в чисто политические дела Турции и выражать против этого какие-либо протесты мы не имеем права. Мы, мусульмане, должны заботиться об усилении дружбы и согласия между Турцией и Россией не политиканством, а посредничеством между ними в делах торговли и промышленности. Вот что от нас зависит», – писала газета «Вакыт» и призывала Духовное управление принять меры в отношении самовольного петроградского ахунда С. Баязитова, созвавшего народ в мечеть для подготовки текста телеграммы протеста[195].

Усиление антиисламских настроений отрицательно сказалось и на настроении мусульманского населения. Например, в одном из донесений КГЖУ сообщалось, что «они как бы замкнулись в себя, опасаясь, что малейшая со стороны отдельных личностей неосторожность может вызвать нежелательные для них последствия»[196]. Ещё одним поводом для усиления антивоенных настроений стало отклонение (за – 190, против – 162 депутата) на парламентском заседании 20 июля 1915 г. заявления председателя мусульманской фракции К. Тевкелева с требованием гражданского и национального равноправия для входящих в состав России народностей[197]. Таким образом, надежды на получение равноправия не оправдались, несмотря на то что «мусульманские солдаты в трудные минуты на поле сражения выставляют больше самоотверженности, чем русские»[198]. «Все эти антимусульманские акции противодействуют объединению всех народов России перед врагом. Мы, татары, никак не виноваты в том, что турки вступили в войну против России и не имеем права вмешиваться в дела чужого государства», – писала газета «Тормыш»[199]. В «Донесении в Департамент полиции о настроениях инородцев в связи с Первой мировой войной за период с 1 июля по 1 октября 1915 г.» начальник КГЖУ К. Калинин сообщал, что среди татарского населения появилась легенда о том, что настоящая война – это та последняя война, о которой упоминается в религиозных книгах и в результате которой ислам восторжествует. Он полагал, что «всё это, конечно, не может не произвести на татарских мусульман некоторого впечатления, порождая разные разговоры»[200]. Особенно усилились пораженческие настроения мусульман, как и среди всего населения Поволжья, после поражений русской армии весной 1915 г.[201] В регионе наблюдались случаи устной агитации «пораженческих теорий» и даже попыток распространить воззвания, призывающих мусульман «пробудиться ото сна, пока есть время и случай»[202].

Таким образом, мусульмане Российской империи, как, впрочем, и остальная часть мусульманского мира, не оправдали ожиданий германских стратегов, которые надеялись на волнения, вызванные призывами к «джихаду».