Российские солдаты-мусульмане в германском плену в годы Первой мировой войны (1914–1920)

Впоследствии, как правило, такие отчёты отмечали, что мусульманское население уездов в основном спокойно восприняло объявление войны Турцией. Например, типична констатация: «Магометанское население […] тихо и спокойно. Каких-либо личностей с целью распространения вредных слухов среди населения, могущих подорвать доверие к местным властям и правительству среди магометан не замечается. Деятельность по сбору пожертвований для беженцев население принимает одинаково, как и русское население».

Весьма красноречивыми по содержанию являются подробные отчёты о настроениях населения Казанской губернии начальника КГЖУ полковника Калинина за 1915–1916 гг.[178] В них, бесспорно, обобщены сведения, постоянно поступавшие к жандармскому начальству на протяжении всей войны. Отношение автора отчётов к татарам представляется достаточно подозрительным и настороженным. Даже отмечая проявления патриотических настроений среди мусульман (повсюду татары говорят о своих единоверцах, которые служат в российской армии; среди них проводится сбор пожертвований в пользу раненых и беженцев), он настойчиво старается внести в свои наблюдения элемент недоверия. В данном случае, например, он упоминает, что «с одной стороны, замечается желание, чтобы пожертвования мусульман шли на нужды мусульман же, а с другой – стремление использовать такое похвальное поведение и добиться от правительства тех или иных льгот, исполнения чисто националистических чаяний». Калинин отмечает, что среди татарского населения распространяются всякого рода слухи и легенды, которые якобы описаны в священных книгах мусульман, о том, что в 1915 г. должен появиться Даджал и что всем татарам пора присоединиться к своим кавказским братьям, которые будто бы присягнули на верность турецкому султану. Приводя многие такого рода факты, порождающие недоверие к татарам, но многие из которых, по его же словам, являются непроверенными, Калинин в итоге вынужден констатировать: «Агитации против войны или правительства в среде татар до настоящего времени не замечалось, как не замечалось и каких-либо попыток противодействовать начинаниям его». То есть он всегда вроде бы подчёркивает, что татары внешне соблюдают спокойствие и поддерживают официальные власти, но всё же «втайне сочувствуют немцам, которые являются союзниками турок». Или же: «Симпатии их на стороне наших врагов, успехи которых доставляют им более радости, чем военные успехи наших доблестных войск»[179]. Причём наблюдения этого автора отчёта выходят далеко за рамки выявления настроений татарского населения. По его мнению, татары вообще хотят использовать военную ситуацию «в своих узконациональных целях», требуя равноправия с русскими и выдвигая на первый план вопрос о собственных школах с преподаванием на родном языке. Калинина беспокоила и тенденция к усилению культурного и политического влияния татар на другие мусульманские народы Российской империи: «они принимают очень близко к сердцу интересы киргизов (т. е. казахов. – И. Г., Л. Г.). При этом они искренне сочувствуют им и всецело стоят на их стороне. […] Киргизы им особенно близки, так как стремление татар привить киргизам свою культуру неукоснительно проводится в жизнь в течение последних лет»[180].

В мае 1916 г. тот же Калинин отмечал, что «татары начинают заметно выходить на путь национальной политики и уже громко заявляют о своих национальных стремлениях. Я бы по этому поводу употребил выражение „осмелели“. То, о чём они говорили раньше только между собой, о чём позволяли себе мечтать, теперь они стараются провести в жизнь и свободно обсуждают в своей печати». Однако он считал, что всё сказанное относится больше к представителям татарской интеллигенции, а «народные массы пока мало отзывчивы на такие выступления, для них ислам – всё и прежде всего». Тут же высказывалось опасение, что татарская интеллигенция ясно учитывает этот момент и «свой национализм неразрывно связывает с исламом»[181].

Давние связи в сфере культуры, образования, существовавшие между Турцией и российскими мусульманами, способствовали проявлению антивоенных настроений, главным образом, среди интеллигенции. В России было немало людей, получивших образование в Турции и поддерживавших контакты с турецкими коллегами, для которых война означала разрыв контактов и невозможность получения книг, прессы и др. Придерживающиеся крайних взглядов и низшие слои мелкобуржуазной интеллигенции относились враждебно к войне и отчасти были настроены «пораженчески». Усиление этих элементов произошло после поражения русской армии летом 1915 г. Практически все татарские социалисты поколения 1905–1907 гг. принадлежали к сторонникам скорейшего прекращения войны[182].