Российские солдаты-мусульмане в германском плену в годы Первой мировой войны (1914–1920)

По сравнению с общей численностью всех мусульманских военнопленных в Германии, в Лагере Полумесяца содержалась большая часть из всех находившихся в германском плену африканцев и индийцев, в Вайнбергском лагере – немного меньше половины (если не меньше) всех пленных российских мусульман, остальные находились в других местах. По данным Семинара по восточным языкам Берлинского университета, который занимался цензурой писем военнопленных из лагерей на территории Германии, в начале 1917 г., например, таковых лагерей было всего около 100, и 23 из них письма на татарском языке поступали на проверку в Семинар. Наибольшее количество писем на татарском языке поступало из лагерей Арыс, Халле, Фридрихсфельд, Ламсдорф, Пархим, Пуххайм[250], Шпроттау, Золтау, Шнайдемюль, Ван, Тухель, Гермерсхайм[251].

Лагерь Полумесяца и Вайнбергский лагерь подчинялись Инспекции лагерей для военнопленных Гвардейского корпуса, которую возглавлял генерал-лейтенант Аммон. Непосредственно ответственным за оба лагеря был назначен полковник, позднее генерал-майор, фон Осфельд. Ему подчинялись коменданты лагерей. Комендантом Лагеря Полумесяца вначале являлся старший лейтенант, позже капитан Мэнс, затем – с мая 1915 г. – Риттмайстер, позже – майор фон Хадельн; на аналогичную должность в Вайнбергском лагере сначала был назначен фон Куттерхайм, затем – старший лейтенант Юнг, капитан фон Альт-Штеттенхайм, с сентября 1915 г. – подполковник Бёлау. С июля 1917 г. комендантом обоих лагерей считался сам фон Осфельд, его заместителями являлись: в Лагере Полумесяца – обер-лейтенант Ветцель, а в Вайнбергском лагере – майор фон Гронефельд. Все указанные лица – офицеры запаса, причём они в некоторой степени разбирались в истории и культуре мусульманских народов[252].

Лагерь охранялся военными, вход разрешался только по удостоверениям и пропускам.

Несмотря на то, что сам факт существования в Германии особых лагерей для мусульманских военнопленных и создание для них благоприятных условий обещал агитационный эффект, распространение информации об этих лагерях не одобрялось[253]. Вероятно, это было связано с разногласиями между учреждениями, участвующими в пропагандистской деятельности. Несколько позже ситуация стала меняться. Летом 1916 г. Центральная служба по международным делам выдала разрешение на изготовление фотографий и кинофильмов. Служба позволяла публиковать фотографии и тексты о жизни в особых лагерях не только в немецкой и зарубежной прессе, но и на страницах пропагандистских газет. Выпускались альбомы с фотографиями, специальные книги о жизни в лагерях и другие публикации, которые впоследствии распространялись через филиалы СИпВ в городах нейтральных государств[254].

Если в начале войны немецкая сторона, как бы продолжая линию М. фон Оппенхайма, рассчитывала на пропагандистский эффект своей политики в отношении, прежде всего, представителей британских и французских колоний, то постепенно выяснялось, что ожидаемых результатов эта деятельность не даёт. Потому для Германии постепенно начало возрастать значение российских мусульман в качестве объектов пропагандистской обработки, тем более что число российских мусульман, оказавшихся в плену, постоянно росло и намного превышало количество африканских или индийских солдат. Ответственные за эту работу чиновники, похоже, не сразу осознали, что эту деятельность нельзя проводить скопом со всеми мусульманами, что мусульманские военнопленные не представляют собой однородную массу, объединённую идеей «джихада», что они разные по психологии, мироощущению, уровню культурного развития. Поэтому до конца 1915 г. проводилась постепенная работа по разделению военнопленных в лагерях.