Российский анархизм в XX веке

Важной частью противостояния репрессиям становятся индивидуальные и групповые голодовки в тюрьмах, в том числе – голодовки солидарности. Довольно часто имели место голодовки арестованных анархистов с требованием немедленного освобождения²⁵¹⁶. В большинстве случаев они завершались определенными уступками, чаще всего касавшимися улучшения тюремного режима. Из-за сохранения неконтролируемых связей с зарубежьем (что было чревато дискредитацией руководства СССР в случае смерти политзаключенного во время голодовки) они имели успех²⁵¹⁷. Но в 1937 г. голодовка была обессмыслена отменой особого режима политзаключенных и переводом их на общий режим с уголовниками. Усилилось применение мер физического воздействия к голодающим. В итоге – добиться успеха стало почти невозможно. Так, Андреев и Гандлевская после ареста в декабре 1937 г. выдержали многие десятки дней голодовки, сопровождаемой насильственным искусственным кормлением и заключением в карцер. Результаты были скромны – свидание друг с другом, право на переписку с родственниками и ознакомление с приговором²⁵¹⁸.

В этой ситуации популярным средством борьбы стали письменные заявления в знак протеста против ареста и выражение солидарности с репрессированными. Впрочем, в обстановке сталинского террора 1930-х – начала 1950-х гг. они были, скорее, способом сохранить самоуважение и отдать моральный долг товарищам по движению, нежели действенным средством борьбы. Среди них заявление анархистов А.Н. Андреева и З.Б. Гандлевской в ЦК ВКП(б) и ОГПУ с выражением протеста против преследования анархистов в СССР, поданное во время очередного ареста, 14 февраля 1934 г. Прежде всего его мотивом стала смерть в ссылке Н.И. Музиля, в 1929 г. арестованного с ними по одному делу в Москве²⁵¹⁹.

Весьма интересно отметить некоторые особенности поведения анархо-подпольников на следствии, характерные на протяжении всего периода 1922–1953 гг. Прекрасно осведомленные о том, что их ждет в тюрьмах и концлагерях, они могли прибегнуть к методу, весьма далекому от традиционной этики русского революционера, – отречению от своих убеждений ради самосохранения и дальнейшего продолжения своей деятельности. Пример такого поведения уже в 1927 г. подал В. Бармаш, отрекшийся от анархизма, а затем, по возвращении в Москву из ссылки, возобновивший как легальную, так и нелегальную анархистскую деятельность. В сборнике публикуется заявление В.А. Макарьянца, в 1928–1929 гг. входившего в кружок Я. Войханского, с обещанием прекратить анархистскую деятельность в случае освобождения²⁵²⁰. Через несколько месяцев, в 1930 г., Владимир Макарьянц, продолжавший встречаться с товарищами по движению и проводить с ними совместные собрания, был вновь арестован и на этот раз направлен в тюрьму. Позднее, впрочем, он отличался бунтарским характером, будучи одним из инициаторов голодовок и бунтов заключенных в тюрьмах и лагерях.

В рамках периодизации развития анархистского движения этого времени можно выделить три периода.

Первый (1922 г.) можно характеризовать как время спада активности анархистов. Это связано как с репрессиями, обрушившимися на активистов движения в период подъема антибольшевистских народных выступлений 1920–1921 гг., так и с некоторым улучшением материального положения населения в результате перехода к Новой экономической политике. «Ни о каком влиянии анархистов на массы, конечно, не может быть и речи. Все их бессильные потуги вызвать, вернее спровоцировать, хоть какие-нибудь активные выявления протеста населения против Советской власти неизменно кончаются ничем. Разрозненные, раздробленные на множество, непрерывно, неудержимо разлагающиеся все дальше и дальше группы, они безусловно не способны ни к какой не только творческой, но и даже разрушительной деятельности, и с этой, как, впрочем, и со всех сторон, ни малейшей опасности для Республики не представляют» – таковы наиболее характерные оценки деятельности анархистских организаций в отчетах руководства ГПУ этого времени²⁵²¹. Весьма интересны данные, приводимые историком Ю.Э. Глушаковым по Гомельской губ. Так, в своем докладе начальник Гомельского ГПУ Ремизов указывает, что, несмотря на многочисленность анархистов во вверенном ему регионе (не менее 930 чел.), «ничего существенного они, однако, собой не представляют»²⁵²².

Тем не менее в некоторых городах, как, например, в Одессе, имело место возрождение анархистских организаций. Так, в 1922 г. здесь была создана группа бессарабских анархистов, эмигрировавших с территории Румынии. Возобновила свою деятельность группа рабочих-анархистов района Пересыпь. Кроме того, в город прибыли анархистские активисты из Петрограда и Харькова, установившие связь с издательством «Голос труда»²⁵²³. В Торжке в апреле 1922 г. образовалась группа анархистов-универсалистов численностью в 9 чел. Летом был открыт легальный клуб этой организации, вскоре, впрочем, закрытый по указанию из Москвы. При этом была изъята и литература универсалистов²⁵²⁴.