Российский анархизм в XX веке

В конце XIX – начале XX вв. антимилитаризм был важной составляющей идеологии анархизма. П.А. Кропоткин разоблачал современные войны как следствие борьбы капиталистических элит за передел сфер экономического влияния. Судя по рассуждениям Петра Алексеевича в «Речах бунтовщика» и «Современной науке и анархии», его взгляды не менялись в течение многих лет⁷⁶⁷. В 1885 г. он писал: «Мы сражаемся теперь, чтобы обеспечить нашим крупным промышленникам тридцать процентов прибыли, баронам капитализма – господство на бирже, акционерам рудников и железных дорог – ежегодный доход в сто тысяч франков […] Открывать новые рынки, навязывать свои товары, хорошие или дурные, – вот что составляет основу современной политики»⁷⁶⁸. «Причина современных войн всегда одна и та же, – заявлял он в 1913 году, – это соперничество из-за рынков и из-за права эксплуатировать отсталые в промышленности нации […] В самом деле, все войны, какие происходили в Европе за последние полтораста лет, были войнами ради интересов торговли, ради права эксплуатации»⁷⁶⁹. При этом Кропоткин не делал различий между великими державами.

Предотвращению войн, по мнению теоретиков анархизма, должна была способствовать пропаганда дезертирства, а в случае объявления мобилизации трудящимся воюющих стран следовало начать всеобщую стачку, которая могла бы перерасти в анархическую социальную революцию⁷⁷⁰. Нельзя согласиться с утверждениями некоторых авторов, будто размышления относительно «практических шагов и мер в случае начала такой масштабной войны, какой явилась 1-я мировая», «не нашли серьезного отражения в теории анархизма»⁷⁷¹. Как мы показали ранее, Русско-японская война подтвердила антимилитаристскую позицию российских анархистов.

Изучая анархистское оборончество, исследователи акцентируют внимание на поддержке стран Антанты, которые рассматривались как защитники демократических завоеваний трудящихся от Германии, ассоциировавшейся с милитаризмом и консервативными ценностями. Но среди анархистов были оборонцы и прогерманского толка, такие как Э. Мюзам и Б. Вилле (Германия), М. Кон (США)⁷⁷². Как свидетельствовал политкаторжанин Ф.М. Пучков, среди находившихся в российских тюрьмах «анархистов-эксистов» было немало «германофилов», связывавших свои надежды на амнистию с победой Германии⁷⁷³. Впрочем, эта позиция не была ни широко распространена, ни представлена в русскоязычной печати анархистов. Российские оборонцы придерживались взглядов П.А. Кропоткина. В первом «Письме о текущих событиях», опубликованном в сентябре 1914 г. в газете «Русские Ведомости», он обратился к общественности России с призывом «помогать Европе раздавить врага самых дорогих нам заветов: немецкий милитаризм и немецкий завоевательный империализм»⁷⁷⁴. Победа Антанты, полагал Кропоткин, должна была привести к переустройству государств на федеративных началах и предоставлению независимости или автономии национальным меньшинствам⁷⁷⁵. Этот призыв признанного лидера международного анархистского движения поверг в шок многих его последователей. Некоторые, как один из лидеров еврейского анархистского движения в США Ш.-Й. Яновский, возлагали на Петра Алексеевича вину за то, что он помешал анархистам усилить свое влияние, организовав единое выступление против войны: «Положительно понять его не могу […] Как хорошо могли бы мы использовать войну за наши идеи, если б он и еще некоторые вдруг не стали такими ярыми патриотами!»⁷⁷⁶

Среди оборонцев оказались и другие известные в то время и впоследствии анархисты: А.А. Боровой, Б.А. Верхоустинский, М.И. Гольдсмит и В.Н. Черкезов. Анархистское оборончество было весьма противоречивым явлением. Если для работ Кропоткина и Гольдсмит не был характерен шовинизм, то совершенно по-иному выразил свой взгляд на события Боровой в статье «Война», появившейся в 1914 г. в газете «Новь». Добродушие славян он противопоставил агрессивности немцев: «Россия – традиционно миролюбивая страна, незлобивая, легко забывающая обиды, по-славянски ленивая и безразличная […] Нужна была прямая, страшная угроза нашей свободе, чтобы мы встали. Нужно было, чтобы все тяжкое и тупое в германском народном гении поднялось на нас, чтобы мы закипели. И теперь мы должны кипеть гневом и ненавистью, ибо эти гнев и ненависть святые»⁷⁷⁷.