Российский фактор правового развития Средней Азии, 1717–1917. Юридические аспекты фронтирной модернизации

Когда в Хиве в 1858 г. оказался российский посол полковник Н. П. Игнатьев, он и члены его миссии столкнулись с крайне враждебным отношением со стороны местного населения: «Всякий, проходящий мимо русских на улице или перед помещением нашим, хивинец считал себя в праве и обязанным ругать нас и рассыпать угрозы, по нашему адресу, напоминая нам об участи отряда Бековича-Черкасского» [Миссия, 1897, с. 149]. Несомненно, в глазах подавляющей массы хивинцев вероломная расправа с русским отрядом являлась героическим поступком. Об этом можно судить, в частности, на основании сообщения хивинского историка Муниса (ум. 1829): «В год курицы Даулат-Гирей [А. Бекович-Черкасский. — Р. П.] и Андрей Губернатор с тридцатью тысячами русских с намерением овладеть Хорезмом [прибыли] к горам Шейх-Джалил-таги, в которых находятся золотые и серебряные рудники, и с этими помыслами остановились на границах Арала. Для защиты хан назначил с бесчисленным войском конграта Кул-Мухаммад-аталыка и наймана Эмир-Аваз-инака. Они заключили с Даулат-Гиреем перемирие и под предлогом угощения отправили врагов святой веры в пекло преисподней» [Shir Muhammad Mirab Munis, 1999, p. 57–58]. Характерно, что историк вдесятеро преувеличил численность отряда Бековича — вероятно, чтобы победа хивинцев над ним выглядела более впечатляющей!

Таким образом, с одной стороны, хивинцы в течение длительного времени опасались мести русских за убийство Бековича и его солдат, однако, с другой — сами же использовали память о нем, как средство дипломатического давления на российских дипломатов.

Не только хивинцы, но и другие тюрко-монгольские государства Средней Азии и прилегающих регионов нашли возможность задействовать память об экспедиции А. Бековича в своей политике в отношении друг друга и России. В частности, попытались использовать память о расправе с Бековичем в своих интересах правители так называемого Аральского владения — особого региона Хивинского ханства, которое в течение нескольких столетий находилось в конфронтации с ханами, правившими в Хиве [Почекаев, 2015а]. Так, во время миссии Ф. Беневени с ним связались эмиссары Шах-Тимура, правителя Аральского владения и претендента на хивинский трон, которые уверяли его, что если им удастся свергнуть хана Ширгази, то они выдадут его русским: «Ежели живого в руки получим, пошлем к белому царю, дабы над ним то же учинил, что и оной над князем Бековичем, а не так, голову его пошлем» [Беневени, 1986, с. 69].

Не осталось в стороне и Бухарское ханство — главный соперник Хивы в борьбе за гегемонию над Средней Азией. Во время пребывания там Ф. Беневени бухарские сановники неоднократно внушали ему, что хивинский хан и его казнит также как и Бековича, поэтому ехать в Хиву и тем более подписывать с ней мир не следует [Там же, с. 85, 94–97, 100]. А Петру I в 1724 г. через того же Беневени была передана грамота бухарского хана Абулфайза, который заявлял, что поддерживает аральского правителя Шах-Тимура и вообще намерен воевать с ханом Ширгази едва ли не в отмщение за убийство А. Бековича [Сборник, 1879, с. 559]!

Наконец, еще одним игроком на среднеазиатской арене, связанным с судьбой экспедиции А. Бековича-Черкасского и получившим определенные выгоды от нее, стало Калмыцкое ханство. Знаменитый хан Аюка, по утверждению и современников, и историков, незадолго до роковой экспедиции просил А. Бековича помочь ему в отражении набегов кубанских татар, на что тот отвечал, что не может это сделать без распоряжения царя. Хан якобы затаил злобу и предупредил хивинского хана об экспедиции, что позволило тому подготовиться к отпору. Тем самым Аюка стал одним из виновников гибели Бековича и его отряда [Бичурин, 1834, с. 184–185]. А бухарский посол при царском дворе даже сообщил, будто он сам видел послание Аюки хивинскому хану, о чем уведомил и самого А. Бековича [Сборник, 1879, с. 465–466]. Участие Аюки в событиях 1717 г. косвенно подтверждается тем фактом, что первые контакты с российскими властями после гибели отряда Бековича хивинский хан осуществлял именно через калмыков — посланцев Аюки при его дворе [Беневени, 1986, с. 67]. Впрочем, как показали дальнейшие отношения Петра I с калмыцким ханом, его вина (даже если она и имелась) никак не повлияла на русско-калмыцкие взаимоотношения.