Российский фактор правового развития Средней Азии, 1717–1917. Юридические аспекты фронтирной модернизации

Ярким выразителем представлений о роли Центральной Азии в развитии русско-индийской торговли стал Д. В. Волков — бывший личный секретарь Петра III, фактически «сосланный» в Оренбургский край в качестве очередного губернатора. В своей записке, адресованной Екатерине II (1763), он выказывает весьма туманное представление о значении для России и ее экономики среднеазиатских ханств («Хивы и Бухарии»), при этом ссылаясь на проекты Петра I и И. К. Кирилова по развитию отношений с Индией. Казахи же («киргизы») в его интерпретации выступают не более чем досадной помехой для русских миссий и караванов на далекий южный субконтинент [Ламанский, 1859, с. 50, 52, 53–54].

На рубеже XVIII–XIX вв. очередной проект по развитию торговли с Индией был представлен в Правительствующий сенат еще одним оренбургским военным губернатором Н. Я. Бахметевым, который указывал на то, что российские купцы вынуждены торговать с индийцами в бухарских владениях, что уменьшает их выгоду и не приносит доходов императорской казне [РИО, 1965, № 214, с. 406–409]. На основе его предложений генерал-прокурор Сената П. Х. Обольянинов предложил Коммерц-коллегии разработать устав для новой компании для торговли с Индией и новые тарифы для российских таможен, в том числе и оренбургской [Там же, № 216, с. 414–419]. Характерно, что в отношении Казахстана к этому времени до сих пор не было выработано единой политики: все губернаторы следовали либо жесткой политике И. И. Неплюева, либо более мягкому варианту «косвенного управления» О. А. Игельстрома, стремившегося контролировать казахов через их собственных правителей, которые интегрировались в имперскую административную систему [Васильев, 2014, с. 278–283]. Как бы то ни было, ни один из подходов не мог в полной мере обеспечить безопасность торговых путей через Казахстан и содействие казахов развитию торговли с Индией.

К концу XVIII в. в Индии происходят серьезные политические изменения: если ранее английские владения на полуострове управлялись частной Ост-Индской компанией, то с 1770–1780-х годов власть над ними постепенно переходит к британской королевской администрации, которая все больше и больше укрепляет контроль и над клонившейся к закату империей Великих Моголов, и над отдельными индийскими княжествами, свергая и назначая их правителей, вводя институт резидентов, создавая собственные судебные структуры и проч. (см.: [Рувинский, 2011, с. 115–116; Фурсов, 2006, с. 193]). В результате Индия стала восприниматься как британское владение, и российские власти уже не видели возможности установления прямых контактов с индийскими торговцами, не исключая, впрочем, «обходных путей». Так, например, в начале XIX в. представители Сибирского генерал-губернаторства изучали вариант организации торговли с индийцами через «нейтральный» Восточный Туркестан (китайский Синьцзян), в частности — через Кульджу [Путинцев, 2012, с. 114–115].

Однако в целом конец XVIII и три четверти XIX в. характеризуются тем, что явно выраженный прежде интерес российских властей к торговле с Индией существенно снижается [Халфин, 1974, с. 45–46] и заменяется совершенно другой идеей — «индийским походом». Первый такой проект замышлялся еще при Павле I в сотрудничестве с французским первым консулом Н. Бонапартом, который после смерти императора попытался заинтересовать этой идеей и его преемника — Александра I (см. подробнее: [Баторский, 1886]). Продолжателями этой идеи выступили в 1855 г. генерал-лейтенант Е. Егоров [Егоров, 1886], в начале 1860-х годов — генерал С. А. Хрулев (герой недавно закончившейся Крымской войны) и, наконец, уже в конце 1870-х годов — туркестанский генерал-губернатор К. П. фон Кауфман после установления российского протектората над Хивинским ханством и попыток заключения союзного договора с Афганистаном ([РИО, 1997, № 2–15, с. 27–37; № 44, с. 128–136; Большая игра, 2014]; см. также: [Кубанов, 2007; Edwards, 1885]).

Нельзя не отметить, что авторы проектов «индийского похода» никогда не ставили его целью захват Индии: речь шла лишь о вытеснении оттуда англичан и ликвидации угрозы с их стороны азиатским владениям России. Соответственно, в случае успеха предполагалось установить и развивать дипломатические, союзные и торговые отношения (в том числе и используя среднеазиатские владения для транзитной торговли европейских стран) с освободившимися государствами Индостана [Материалы, 1869, с. 47]. Кроме того, даже в связи с идеей «индийского похода» мотивы развития торговли с Индией продолжали звучать и в XIX в., причем российские региональные власти старались обратить их себе на пользу и расширить полномочия, а также и территории, которые находились бы в их ведении. Так, в рамках проектов отмечалась необходимость «подчинения своему влиянию» Хивинского ханства, которое со времен Петра I рассматривалось как один из важнейших пунктов торгового маршрута в Индию (см., например: [Винский, 1878, с. 403]).