Целесообразно отметить, что понятие «бухарцы» в XVII–XVIII вв. было не столько этнонимом, сколько политонимом: так назывались выходцы не только из Бухарского ханства (эмирата)[11]
, но и из «Малой Бухарии», т. е. Восточного Туркестана. В связи с этим периодически возникали проблемы международно-правового характера в отношениях с некоторыми государствами Центральной Азии, которые строго блюли свой сюзеренитет и в отношении подданных, проживавших на территории России. Так, в 1736, а затем и в 1739 г. Галдан-Цэрен, хун-тайджи Джунгарского ханства, обращался к российской администрации в Сибири с требованием выдать ему «бухарцев», проживавших на территории России, поскольку они были его подданными. Имперские власти провели расследование и выяснили, что несколько семейств бухарцев (общим числом более 150 человек) действительно являлись выходцами из Восточного Туркестана, в это время находившегося под контролем Джунгарии. Эти лица были переданы представителям ойратского монарха [Зияев, 1968, с. 20–21]. Кстати, энергичная завоевательная деятельность ойратов и калмыков стала еще одной причиной появления в России постоянно проживающих бухарцев: на территории Московского государства (а затем и Российской империи) селились выходцы из Бухары, выкупавшие своих земляков из калмыцкого плена и отправлявшие их на родину [Там же, с. 19].В результате бухарцы на протяжении долгого времени являлись, по сути, особым привилегированным сословием. В Сибири появились даже семейства, которые формировали легенды в пользу своей «элитарности», легитимируя собственное особое правовое положение (см., например: [Бустанов, Корусенко, 2014]).
Так, в конце XVII–XVIII вв. за бухарцами сохранялись льготы, дарованные им еще в предыдущем столетии: они были освобождены от большинства налогов, которое уплачивало русское население, не несли таких повинностей, как воинская, ямская, поставка дров для войск и т. п. Также они имели право свободного въезда во все города России, в том числе и в такие отдаленные от мест их проживания как Архангельск, Соликамск, Колмогоры ([ПСЗРИ, 1830, т. II, № 1209, с. 816–817; т. VII, № 4486, с. 272–273]; см. также: [Зияев, 1968, с. 28, 31; Burton, 1998, р. 50]). Новым поселенцам из числа бухарцев предоставлялись льготы и средства на благоустройство, что, конечно, способствовало увеличению числа выходцев из Средней Азии, желающих обосноваться в России [Зияев, 1968, с. 28]. Стремясь увеличить число подданных из числа бухарцев, российские власти даровали им и дополнительные привилегии по сравнению с их земляками, лишь приезжающими торговать. Так, именным указом Петра I 1697 г. астраханским властям предписывалось у купцов из Средней Азии принимать товары на таможне, а дальнейшую их реализацию в России поручать российским купцам. Однако если с такими товарами прибывали русско-подданные бухарцы, им позволялось самим торговать в российских регионах [ПСЗРИ, 1830, т. III, № 1585, п. 21, с. 316].
В конце XVIII в. бухарцы даже получили право на формирование собственных органов самоуправления и суда по своим законам и обычаям в местах компактного проживания. В 1787 г. Екатерина II издала именной указ, в котором специально подчеркивалось, что преобразование Сибирской губернии в наместничество не умаляет прав и привилегий местных бухарцев. Им по-прежнему позволялось взаимодействовать по торговым вопросам с городскими магистратами и разрешать имущественные споры в «словесных судах» на родном языке. А самое главное, что впервые предусматривалась возможность в случае увеличения числа выходцев из Средней Азии в Сибири создания для них собственной «ратуши», т. е. органа местного самоуправления [Там же, т. XXII, № 16 593, с. 952]. В результате в регионе появились целые бухарские волости, по сути являвшиеся своеобразными «анклавами» Бухарского ханства в России [Зияев, 1968, с. 38–43].
С самоуправлением бухарцев напрямую был связан и вопрос об их подсудности. И в этом отношении российские власти в течение длительного времени шли навстречу своим подданным, в содействии которых так нуждались для укрепления отношений со Средней Азией. Еще в соответствии с грамотой Ивана V, Петра I и царевны Софьи 1686 г. бухарцы не были подсудны русским судам — «опричь заемных кабал и татиных и разбойных дел с поличным» [ПСЗРИ, 1830, т. II, № 1209, с. 816]. Существование собственных словесных судов для бухарцев (равно как для армян и татар) было подтверждено докладом Сената, утвержденным Павлом I в 1800 г. Споры между собой они должны были решать в собственных судах и управах, но если одной из сторон являлся русский, дело рассматривалось в российской судебной инстанции; правда, если одной из сторон являлся бухарец, а другой — иной «инородец», дело рассматривал именно бухарский словесный суд [Там же, т. XXVI, № 19 656, с. 393–395]. Право бухарцев и ташкентцев на собственные органы самоуправления (ратуши и волости) было подтверждено и знаменитым Уставом об управлении сибирских инородцев 1822 г. [Там же, т. XXVIII, № 29 126, § 81–90, с. 399].