В течение всего XIX века человеческая мобильность оказывала воздействие на политику и географические контуры империй во всем мире. Это заключение занимает центральное место в нескольких недавних работах, где показано, что империи в значительной степени строились на базе миграционных моделей и движущихся человеческих тел – торговцев, миссионеров, трудовых мигрантов и других людей, а значит, оформлялись под давлением снизу. В этих работах предлагается взгляд, альтернативный стандартным рассказам об империестроительстве, в которых подчеркиваются завоевания и описываются централизованные, направленные сверху вниз процессы116
.В России государственный патронат над хаджем был для правительства одним из способов осуществлять новые имперские программы поверх унаследованных сетей мобильности. Этот патронат начался в малом масштабе на Кавказе и в Сирии, где русские власти открыли для себя хадж как важную сеть, соединявшую данные регионы, и подключились к нему, преследуя свои собственные империалистические цели. Кроме того, завоевание Россией Кавказа было не просто приобретением новых земель и народов для империи. Это завоевание изменило Российскую империю, связав ее с Османской, а также с другими государствами мира новыми и стратегически важными связями.
Россия в итоге не стала завоевывать Сирию и иные арабские страны, находившиеся под властью османов, но начиная с 1840-х годов планомерно усиливала в этих странах свое влияние и присутствие на локальном уровне, выстраивая новые имперские транспортные структуры вдоль маршрутов хаджа. Российская поддержка хаджа началась как реакция на нужды и запросы мусульман, возникшие из-за хаоса и политической нестабильности в османской Сирии и неспособности османского правительства обезопасить сирийский маршрут. Этот импульс исходил в основном снизу, от перемещений индивидуальных, отдельно взятых кавказских мусульман по традиционным путям в Мекку через османские земли и обратно в Россию. В свою очередь, это перемещение тел порождало в умах царских чиновников, наблюдавших данный поток и соприкасавшихся с ним, новые идеи о связях России с соседней Османской империей и о новой имперской политике, выстроенной вокруг хаджа.
Таким образом, новая стратегическая реальность стимулировала появление нового вектора российского империализма. Отняв в первой половине XIX века Кавказ у османов и персов, Россия установила контроль над регионом, тесно связанным с Меккой через Сирию. В тот же период Россия расширяла свое консульское присутствие в Сирии в рамках соперничества с Британией и Францией в Османской империи. По мере разворачивания этих двух процессов русские чиновники на местах, на Кавказе и в Сирии, начали воспринимать эти регионы как взаимосвязанные, как историческую зону взаимодействия и обмена, в основном благодаря сети маршрутов хаджа, соединявшей их, и потоку паломников, перемещавшихся между ними.
В итоге Россия не открыла консульства в Мекке – вероятно, из-за противодействия османов этой идее. Но идея Титова об усилении российского влияния за границей через сети хаджа была воспринята. Во второй половине XIX века Россия создала систему новых консульств и учреждений на главных маршрутах хаджа между империей и Аравией. Главную роль в этой развивающейся сети поддержки хаджа играло основанное в 1891 году российское консульство в Джидде – морском транспортном узле по пути в Мекку. Как и предлагал Титов, первым руководителем российского консульства в Джидде стал мусульманский подданный царя – доверенный татарин-посредник, ранее служивший режиму в Туркестане, – который имел доступ в Мекку и мог выступать представителем власти для российских паломников внутри священного города.
В течение следующих десятилетий, по мере того как поток паломников из России возрастал благодаря подъему современного транспорта и завоеванию Туркестана во второй половине XIX века, России предстояло создать разветвленную систему патроната над хаджем, связавшую империю с Аравией. Российская инфраструктура хаджа соединяла Тифлис и Дамаск, Ташкент и Одессу, Джидду и Бомбей – отдаленные друг от друга места, ранее почти или совсем не контактировавшие. Как мы увидим, эта инфраструктура страдала от запутанных внутренних конфликтов, но в то же время была неотъемлемой частью российского империализма конца XIX – начала ХХ века.
КАРТОГРАФИРОВАНИЕ ХАДЖА И ИНТЕГРАЦИЯ МУСУЛЬМАН