Российский колокол, 2015 № 3-4

«Я ее сейчас убью», – оценила я свое внутреннее состояние. Неужели эту женщину не научила ни жизнь, ни родители, что только пострадавший имеет право подвести итог: «ничего страшного», «все хорошо», «все исправим, будет лучше прежнего», а задача виновника – проявлять участие и сопереживать. И чем активнее он будет сокрушаться, тем быстрее он услышит от пострадавшего: «Ерунда, забудь». И не надо быть дипломированным психологом, чтобы уяснить это простое правило. Всё очень просто. Прищемил ему палец дверью? Кидайся вызывать «скорую»! И ни у кого язык не повернется назвать тебя мудаком. Наоборот, оставшимися девятью он будет отнимать телефон и успокаивать такого душевного, пусть и немного неуклюжего тебя. Но перебарщивать, конечно, тоже не стоит. Помню, как, невольно следуя этому правилу, я отпустила бесспорного виновника моей первой в жизни аварии. Не смогла вынести его переживаний.

Было это много лет назад, но человек настолько меня впечатлил, что забыть этот случай вряд ли удастся. Помню, как из сильно подержанных «Жигулей» вышел сорокалетний дядька с таким же, как и «Жигули», не по годам «подержанным» лицом. С первого же взгляда стало понятно, что его пренебрежение дорожной разметкой стоило фары моей новенькой БМВ. Я позвонила в дилерский центр и без лишних слов сразу передала дядечке трубку. Выяснив приблизительную стоимость ремонта, он сильно расстроился. Постоял, подумал – и вдруг как зарыдает! Его манера переживать привела в тихий ужас меня и собравшихся вокруг зевак. Рыдал дядя с размахом: долго, трубно и надрывно, как младенец, страдающий метеоризмом. Он широко разевал рот, в котором отсутствовало добрых две трети зубов, размазывал по лицу настоящие слезы, и с воплем: «Землю жрать буду! Простите Христа ради!» кидался на газон, рвал траву, лютики и колючки. Все собранное дядечка старательно запихивал в рот и быстро-быстро пережевывал, восхищая собравшихся работоспособностью своего скудного инструментария. Народ прибывал. Уже ни один прохожий не захотел просто так пройти мимо. Конечно, где еще такое шоу увидишь? И что характерно – все как один сочувствовали ему, а меня призывали к гуманности.

Справившись с приступом оцепенения и не дожидаясь, пока общественность потребует от меня купить бедолаге новый авто или хотя бы просто дать побольше денег (всё к тому шло), я прыгнула в машину и ударила по газам.

Такое театральное раскаяние – это, конечно, сильный перебор. Тем не менее, против фактов не попрешь: машину я чинила за свой счет. Так что схема вполне рабочая…

…Из воспоминаний меня вернула мысль, которая уже минуту пыталась пробиться сквозь мой пессимизм. Зашить! Как же мне это сразу не пришло в голову?

В юности я прожила много лет в этом районе и сейчас вспомнила, что в двух шагах, на первом этаже соседнего дома, находится старое-старое ателье, ведущее свою историю еще со времен постройки этих домов. Туда я и побежала искать спасение.

Бывшее ведомственное предприятие, раньше оно обслуживало исключительно узкий круг номенклатурных работников, их жен и детей. Сейчас перешли на коммерческую основу, но кое-кто из «того самого» персонала еще остался. Работали очень качественно и, по старой привычке, проявляли высшую степень учтивости к посетителям.

Надеясь, что за последние годы они не закрылись и не набрали на работу гастарбайтеров, я побежала умолять их о срочной услуге.

В ателье ничего не изменилось: те же высоченные потолки с лепниной, пыльная хрустальная люстра в холле и огромные окна. На низких деревянных столиках – потрепанные журналы мод. Оказывается, их еще издают.

За кассой все та же, теперь уже совсем пожилая женщина. Длинные, крашенные в жгучий черный цвет волосы собраны в замысловатую вечернюю укладку. На лице излишне яркий для ее возраста макияж, руки – с безупречным маникюром. А по большому количеству золотых украшений старого советского дизайна видно, что работа ее в те времена оплачивалась неплохо.

В креслах у окна сидели несколько чистеньких, со вкусом одетых бабушек. Их, кстати, и раньше часто можно было там обнаружить в количестве не меньше трех человек. Всегда очень ухоженные, с прямой осанкой, они заходили, перебирали образцы тканей, ассортимент которых не менялся годами, перекладывали одни и те же журналы и рассаживались в кресла. Это жительницы соседних домов. Настоящие старожилы, они сами или их родители получили свои квартиры еще в пятидесятые, по распределению, с количеством комнат согласно статусу. Они знали друг друга с юности и старались почаще видеться. Какая нужда тянула их заходить в ателье по пять раз в неделю – непонятно. Вряд ли они так интенсивно обновляли свой гардероб…

Посулив тройные чаевые, я усадила портниху за работу, а сама, облачившись в импровизированное парео из какой-то безнадежно невостребованной ткани, приготовилась ждать.