Российский колокол, 2015 № 3-4

Гнев охватил его. Это было уже слишком! Мало того, что распорядители сорвали казнь, он еще и стал посмешищем! И для кого? Для тех, кто только что чудом избежал смерти, которая полагалась им по закону! Для преступников!

Когда император вышел из театра и подходил к своим носилкам, его мысли и чувства вполне оформились. «Это преступники! Без сомнения, это преступники! – думал он в ярости. – Это бунт!». Сев в носилки, он слегка отодвинул полог и сказал подбежавшему офицеру гвардии:

– Выяснить, кто занимался устроением казни. Виновных распять!

Платон Гарин

Мост

В конце шестидесятых я окончил училище и был направлен на работу в Мостстрой. Наша бригада занималась покраской мостовых переходов. Мосты вообще красят редко, но долго. Чтобы покрасить целиком один большой мост, раньше требовалось не менее трех лет. Так было и со старым мостом через Волгу. В канун юбилейного для всей страны года нас кинули на ремонт и покраску этого моста, окончить работу по плану требовалось в кратчайшие сроки. Ремонтники еще не окончили свое дело, как уже мы, маляры, приступили к своему. Наша бригада занималась покраской нижней части моста. Это очень трудоемкая и опасная работа. Тебя, зацепив страховкой, подвешивают на «качели» и только два раза – перед обедом и в конце рабочего дня – поднимают наверх.

Для меня тогда, в самом начале, это было нечто вроде развлечения. Я иногда, как бы невзначай, капал краской на проходящие под мостом суда. За это баловство капитаны щедро «награждали» оглушающим ревом гудка. В эти моменты я смотрел на старого Евгеньича, болтавшегося на «качелях» рядом, который орал на меня, исказив лицо в жуткой гримасе. Из-за гудка я его, конечно же, не слышал, но смеялись все, кто видел это представление. Я понимал, что меня неминуемо в обед ожидает беседа с инженером по технике безопасности, но тогда я был молод, и это казалось совершенным пустяком.

Прежде чем начать покрытие, нужно убедиться в отсутствии коррозии, а если имеется наличие таковой – обработать ее, а уж после красить. Я хорошо помню, как однажды в разгар рабочего дня, зависнув в десятках метров над Волгой, увидел, что краска в одном месте «пустила пузырь». Сковырнув ее, я обомлел. На металле была грубо выгравирована надпись на немецком языке. Я снял рукавицу, потер пальцем холодный металл. «Гот мит унс», – прочитал негромко вслух, а потом быстро посмотрел по сторонам. Из рассказа своего отца-фронтовика я слышал, что такой девиз был на пряжке у немецких солдат, но почему здесь, в Астрахани… Слева метрах в пяти «висел» Олег, а справа, в тюбетейке из газеты на седой голове, кряхтел Евгеньич.

– Ты что-то хотел? – спросил меня он, поймав мой взгляд. Я растерялся и выпалил первое, что пришло на ум: краска, мол, заканчивается.

– Не замай, через час все равно обед! – ответил он. Этот час длился, кажется, вечность.

В обед, как и полагается, нас подняли. Обычно минут пять мы все просто сидим на земле, руками растираем ноги, так как за четыре часа невесомости те отказывались слушаться. Час обеда пролетел незаметно, и вот опять внизу Волга, в руках краска. У меня из головы не выходила надпись. Но с каждым часом я все дальше и дальше удалялся от своей находки. Бригадир нас сверху подгонял, кричал, что мы лентяи и бездельники и вечером не получим свою «зряплату». В ответ Олег кричал, что сегодня, как только получит зарплату, напьется и возьмет бюллетень на целый месяц. Слушая их перепалку, мы все смеялись, а бригадир стоял на мосту, обещал спуститься на «качели» и выдрать нас как Сидоровых коз. Так завелось, что если зарплата выпадала на пятницу, то в этот день нас поднимали раньше, так как до шести вечера касса закрывалась, а деньги не могли храниться в выходные дни в конторе.

Нас, как и обещали, подняли на час раньше. Отстояв в очереди, я получил свои сорок три с копейками. На выходе из конторы ко мне подошел комсорг Толик и напомнил о комсомольском собрании после работы. Проторчав час с небольшим в «красном уголке», я двинулся в пивную в надежде, что хоть кто-нибудь там еще и остался из наших. В «Ромашке» народу было много. Завидев Евгеньича и прикупив пару кружек, я пристроился к нему.

– Привет, пропащая душа! Ты чё сегодня шуганый как будто, без обеда, да и сюда опоздал? Хотя лучше поздно, чем никогда! – произнес он и улыбнулся своей доброй и мягкой улыбкой. Я поставил пару своих кружек на высокий круглый стол. Тут Евгеньич достал из сумки бутылку водки и бухнул добрую порцию себе в кружку. – Тебе не наливаю, рано еще. А что пришел – правильно: традиции трудового человека надо чтить. Пятница, зарплата – имеешь право! – он торжественно похлопал меня по плечу.