Российский колокол, 2015 № 3-4

Евгеньич – это первый человек, с которым я познакомился в бригаде. Отношения у нас с ним сразу сложились дружественные. Он часто делился со мной принесенным с собой обедом, да и полтинник, а то и трешку до аванса занимал. Он был простым рабочим, но имел авторитет не меньший, чем руководство. Про него ходили слухи, что, дескать, раньше был большим начальником где-то, потом проворовался или убил кого-то и теперь работает тут. Его многие называли «Отец», и он не обижался, а вот однажды кто-то назвал его «Дедом» и получил от него ведро с краской на голову. Он мог запросто послать куда подальше любого, от бригадира до прораба, отчего те его побаивались и иногда даже советовались. А на «качели» он спускался вместе с нами, потому что каждый раз доказывал, что еще есть порох в пороховницах, да и потому как нам, высотникам, платили немного больше.

Я, жадно испив половину кружки разбодяженного с водой и димедролом зелья, негромко произнес:

– Я, Евгеньич, это… давеча там, наверху, увидел надпись на немецком языке!

Евгеньич поставил кружку на столик и медленно посмотрел по сторонам. Мужики пили пиво и каждый трещал о своем, и до нас Евгеньичем им не было дела.

– Чё за надпись?

– «Гот мит унс». Бог с нами, значит! – ответил я.

– Сам знаю, не дурак, в школе тоже учился! Что видел, помалкивай, а то придем утром на работу, а тебя нет… А ты в это время далеко на Севере, лес лобзиком валишь. На вот лучше, махалку погрызи!

Он положил передо мной хвост сухой рыбы. Я отломил кусочек воблы и запил ее пивом.

– Евгеньич, а ты ведь что-то про это знаешь?

Евгеньич достал папиросы, выбил одну из пачки и прикурил. Через мгновение послышался окрик продавщицы:

– Евгеньич, ну сколько можно говорить: тут не курят, иди вон на улицу!

– А и правда, пойдем-ка со мной на улицу, там и курить можно, и ушей свободных меньше…

Взяв в руки недопитые кружки пива и сняв свои сумки с крючков, мы вышли на улицу, где также стояли столики, пустые по такой жарище. Разложив на столе остатки недоеденной рыбы, мы продолжили свой разговор.

– Ты, Сашок, вижу, парень смышленый, далеко пойдешь, если не остановят. Думаю, что тебе можно рассказать, хотя я не вижу в этом ничего такого… Ну, слушай.

Эта история началась в сорок третьем году, а вообще-то немного раньше, когда армия генерала Паулюса была окружена и сдалась под Сталинградом. Тысячи немецких военнопленных находились в фильтрационных лагерях. Сотни колонн двигались в разных направлениях по степным пыльным дорогам. Как правило, до места назначения доходил только каждый десятый, остальные оставались лежать вдоль дорог, так и не увидев свое арийское солнце.

Повезло тем, кого грузили в эшелоны и увозили в разные части необъятной страны восстанавливать разрушенное войной хозяйство. В основном это были специалисты, высококвалифицированные рабочие, инженеры, некогда служившие фатерланду.

Однажды летом сорок третьего в наш город на вокзал, в отстойник, пришли товарные вагоны с наглухо заколоченными окнами. Милиция, военные плотным кольцом окружили теплушки. Через некоторое время двери с лязгом открылись, и из вагонов потоком вылилась людская масса. Это были пленные солдаты, среди них были и немцы, и румыны, и австрийцы, венгры и даже итальянцы. Через некоторое время длинная серая змея ползла по городу в окружении вооруженной охраны и под лай овчарок. Пленные выглядели ужасно: выгоревшая от солнца, в пятнах крови и пота летняя полевая форма без каких-либо знаков различия и обожженные сорокаградусным морозом нордические лица. Колонна шла молча.

Горожане высыпали на улицу поглазеть на сверхлюдей. Многие видели немецких солдат впервые, для нетронутой войной Астрахани это было в диковинку. Женщины суровым взглядом окидывали каждое лицо проходящего, словно искали глазами того, кто безжалостно спустил курок, забрав у них отца, мужа, брата или сына. Они смотрели в глаза этим людям, и им ни сколько-нибудь не было страшно. Это наша земля, наша Родина, и никто сюда этих вояк не звал. Мальчишки, словно воробьи, кружились стайками; иногда, внезапно выскочив из подворотни, кидали камнями в немцев и снова растворялись в толпе зевак. Конвой шел молча, будто не замечая этих шалостей. И лишь овчарки, лениво перебирая лапами, высунув языки от нестерпимой жары, иногда подавали голос, и то, как казалось, для пущей важности их собачьего дела. Пленные, шаркая ногами, шли тихо, никто из них не переговаривался между собой. Уставшие и изможденные лица были опущены вниз. Возможно, от усталости, от голода, а скорее – от чувства вины за совершенные свои злодеяния.

Некоторых отправили подальше от города, остальных поселили в лагере военнопленных на «десятке». Пленные немцы возводили новые дома, строили дороги. Так шли месяцы, годы. В сорок шестом году из пленных стали формировать бригады на постройку железнодорожного моста через Волгу. В качестве контрибуции из Германии были привезены составные части моста, вот и потребовались специалисты, которым были знакомы привезенные в Астрахань инженерные устройства…