Российский колокол, 2015 № 7-8

После этих слов внутри у него раздалось какое-то странное бульканье. Через секунду между пальцев, прижатых к груди, как маленькая красная змейка, выскочила струйка крови и скрылась в рукаве куртки. Это было так неожиданно, что, не понимая зачем, я схватил Вовку за плечи и попытался поднять. Раздался страшный крик, от которого у меня мурашки побежали по коже.

– Не трогай! Кровью изойду, – свистящим шепотом простонал он, упираясь мне в грудь двумя руками.

И тут я увидел, что из груди у него торчит какой-то острый окровавленный предмет. Теперь мне стал понятен его неожиданный интерес к черным аистам. Он еще вчера обнаружил тропинку, ведущую к воде. Капканы, ловушки, силки – этому он хорошо научился у прапорщика Гудкова. Но Вовка не учел одного – эти птицы не бросают друг друга в беде. Ведь это была пара – они она. Что произошло на этой тропинке? Можно только представить. Скорее всего, попав в ловушку, птицы яростно защищались. Не ожидавший такого отпора Вовка, наверно, сам не заметил, как попал в одну из своих ловушек. Он упал на спину, и острый конец сухой приозерной коряги, наполовину вросшей в землю и потому невидимой среди травы, проткнул его насквозь. А стрелял он уже от бессильной злобы.

Я тогда, честно признаюсь, сильно растерялся. Понес какую-то несусветную чушь о вызове санитарного вертолета. Потом, вспомнив, что в рюкзаке есть аптечка, рванулся бежать за ней.

– Ни черта мне уже не поможет, – захрипел Вовка, – не суетись, Сашок. Поговорить нам с тобой надо…

Прошло много времени, но тот разговор не забуду никогда.

– А ведь подумают, что это ты меня, Сашок, убил. Не страшно?

– За что? – вырвалось у меня от неожиданности.

– Они найдут за что. – Улыбка, больше похожая на гримасу, исказила его лицо.

Вовка опять закашлялся, с каждой минутой ему становилось все труднее произносить слова, и, наверно, поэтому он спешил выговориться. Я снял с себя куртку и подложил ему под голову. «Показывать свою обиду – слабость», – учил меня отец. Вовка расценил все по-своему:

– Добрый ты, Сашка, как есть – блаженный. Я бы на твоем месте, если бы мне такое сделали…

Было удивительно и страшно слышать, как человек, уходя из жизни, все еще пытается распоряжаться чужой судьбой. Я не выдержал и спросил:

– Ну и зачем тебе все это было надо?

– Зачем? – переспросил он. – А затем, что ненавижу я таких, как ты, маменькиных сынков. Все у вас в жизни хорошо. На всем готовеньком живете. Памперсы, чупа-чупсы, дедушки, бабушки. А три года в одних штанах ходить, перловку на завтрак обед и ужин, спать без матраса – это как? – Вовка почти захлебывался. – Чуть что не по-вашему, лапки кверху – слабаки. Начитались книжек, придумали себе любовь, честь, гордость, а жить не умеете.

Я слушал его, сжав зубы. Теперь многое для меня встало на свои места: лживая дружба, убийство Глафиры, отпуск. Одно было только непонятно: как его могла полюбить Лера? Вовка будто прочитал мои мысли.

– Спрашивай, спрашивай, Сашок. Теперь можно. Считай это моей исповедью.

Он спешил, понимая, что его время уходит, и поэтому старался ударить своей откровенностью побольнее.

– Ты измены простить не можешь? А не было никакой измены. Был Новый год и много шампанского, а утром слезы. – Он попытался засмеяться, но у него это не получилось, в груди опять заклокотало, и из уголков рта побежали черные струйки крови. Он вдруг повернул в мою сторону голову и, удивительно четко выговаривая каждое слово, произнес: – А Лерка тебя до сих пор любит. Молчит и любит. – В его словах чувствовалась обида и зависть. – Фотки ваши от меня по углам прячет.

Осенний ветерок, запутавшийся в верхушках прибрежных камышей, наконец вырвался из плена и, лениво пробежав мелкой рябью по зеркальной поверхности озера, скрылся среди листвы старой плакучей ивы, низко склонившейся своими ветвями над водой.

Страшно захотелось курить. Сигареты лежали в куртке, которую я подложил Вовке под голову. Я нагнулся над ним и попытался достать пачку из кармана куртки.

– Почему ты молчишь? – прошептал он запекшимися от крови губами.

– Не хочу говорить с тобой, – ответил я.

Наши взгляды встретились, минуту-другую мы смотрели друг на друга. Неожиданно в его глазах я увидел панический страх. Губы беззвучно шевелились. Правой рукой он безуспешно пытался подтянуть к себе за ремень лежавшее рядом с ним ружье. Еще не понимая, в чем дело, на всякий случай отбросив ружье подальше в сторону, я обернулся. За моей спиной в каких-то трех метрах стоял черный аист.

– Убей! Убей его, слышишь? – вдруг завыл нечеловеческим голосом Вовка. – Это он за мной пришел.

Но он ошибся, аист пришел не за ним. Ни страх смерти, ни боль от ран не могли остановить эту благородную птицу. Великая сила любви и верности, которой многим из нас стоит поучиться, привела ее сюда. Почувствовав мой взгляд, аист повернул ко мне голову. Глаз – абсолютно круглый неподвижный, размером меньше копеечной монеты. Зрачок черный, с тончайшими васильковыми искорками и узенькой радужной золотистой каемкой – с немым вопросом смотрел на меня: «Люди, что же вы делаете?..»