В заключение хочу сказать, что писать может, конечно же, каждый. Но для того, чтобы вызвать отклик в душах людей, писатель должен обладать определёнными свойствами или «составом души». То есть можно взять упорством, не имея на то «звёздной» предрасположенности, но при этом получится лишь замысловатый текст. Он может быть даже интересным, но лишь развлекательным, мимолётным, испаряющимся сразу после прочтения. Это тоже вариант – почему нет? Совершенно иное значение имеет то произведение, когда на бумаге читается многогранный опыт, серьёзная духовная работа, мощная энергия воздействия и глубина восприятия чувств. Такая книга непременно станет частью читателя, а значит, и частью истории. При этом выбор жанра, художественных приёмов, характера героев, тематики и прочие детали определяются другими планетами, но это уже история для следующего исследования.
Если же анализировать уровень личной силы и социальную поддержку, то большинству наших теперешних любимцев было тяжело отстаивать своё место не только в сердцах людей, но и в обществе в целом. Большинство боролось и трудилось до мозолей на пальцах, до груды сломанных перьев и кашля в груди. Но именно в этой борьбе и рождались гении. Мало у кого получалось по-другому. Ярким исключением является, пожалуй, лишь Гёте, формула которого настолько сильна во всех отношениях, что он добивался всего без особых усилий, лишь протянув руку. Чтобы не создалось впечатление, что ему просто повезло, отмечу, что не верю в везение. Люди рождаются с такой мощной формулой только тогда, когда заслужили это в своём прошлом воплощении. Так что у всех есть шанс!
Проза
Валентина Астапенко
Родилась 6 января 1950 года. Пишет с 1982 года. Член Городского литобъединения им. Ю. Аксаментова, кандидат в Интернациональный Союз писателей. Издала сборники – «Подснежник», «Вот такие мы». Сейчас издается в сборнике «Сказки из Сибири» по программе «Неформаты-2014». Публиковалась в СМИ города Усолье-Сибирское, журналах «Первоцвет» и «Сибирь», «Сибирячок», «Северомуйские огни», «Чешская звезда» (Чехия), «Стал судьбой моей Химпром», журнале «Культура», «На перекрёстке. Итоги съезда» – сборнике прозы и стихов, на радио г. Иркутска, в «Иркутском альманахе», в ежемесячнике «Литературный меридиан» (г. Арсеньев), в сборниках города Усолье-Сибирское – «Усольские этюды», «Усольские эскизы», «Усольская лира», «Лирические тетради», «Огни Ангары», коллективном сборнике «Дарю тебе мой стих», сборнике Валерия Лохова «Дети войны».
Имеет грамоты – за 2-е место в конкурсе «И в шутку, и всерьёз», за 1-е место в конкурсе МТОДА «Улыбка лета».
Бабья причуда
Дед Никита, положив на широкую скамью возле русской печи старую телогрейку вместо подушки, прилёг и, разомлев от тепла, мирно задремал. Вошла бабка Матрёна, а за ней увязался в дом ледяным хвостом морозный воздух. Дед поёжился, приоткрыл один глаз и плотнее прижался к печи.
Бабка Матрёна, в чём пришла из стайки, не раздевшись, бухнулась на табуретку, потом, торопливо сняв варежки, взяла со стола очки, усадила их на кончик носа и трясущимися от радостного возбуждения руками аккуратно вскрыла конверт.
– Никита, глянь-кось: младшенькая-то наша, Нюрка, письмо отписала.
После продолжительных положенных здравиц, во время чтения которых старик лениво зевал и покашливал, она вдруг замолчала. Её взгляд, как заговорённый, то и дело опускался и поднимался по строчкам, отчего дед, потеряв всякое терпение, заметил ей:
– Ну, дык чо там? Беда, чо ли, какая? – и, кряхтя, присел на скамье.
– Беда – не беда, а покрутиться нам придётся с тобой! – вздохнула бабка Матрёна и расправила худенькие плечи. Карие глаза заблестели слезами, а морщинки отчего-то собрались на лице в счастливую улыбку.
– Говори толком: дык чо случилося-то? – рассердился дед Никита.
– Чо-чо! Все дети вместе с внуками да правнуками едут, вот чо!
– Сёдни, чо ль? – опешил дед и, подскочив по-молодецки, забегал по дому – маленький, щупленький, как подросток, то и дело заглядывая в разукрашенные морозом окна, словно высматривая там горящими, как уголья, глазами входящих во двор гостей.
– И чо ты, Никитка, замельтешил, ещё путём ничего не узнамши! Охолонись, говорю: не сёдни и не завтра, а летом, в июле… Только я чо-то никак в толк не возьму: почто эт они удумали все враз, одним гуртом, а?
– Погоди… – он резко остановился, точно боднула его вдруг догадка. – У меня ить нониче любилей будет! Прибрось-ка, старая, восемьдесят годов тому, как на свет Божий народился да пошти шиисят, как с тобой мучаюсь.
– Мучишься, мучишься, не мученик, а мучитель ты мой… – незлобиво ответила она на шутку.
– Слышь-ка, Матрёна, чо делать-то будем, а? Надоть бы брагу ставить!