Российский колокол, 2015. Спецвыпуск «Клуб публицистов премии им. Владимира Гиляровского»

– Ну, чо теперь делать, – присев на скамейку и глубоко вздохнув, супруга сокрушённо покачала головой, – будем покупать. Думаю, что Нинка-торговка не откажет, пособит в нашей беде. Завтра же поговорю с ней.

– Нет уж, Матрёна Марковна, будь любезна, прям счас и сходи, – начал упрашивать дед Никита. – До завтрева, редьку те на закуску, сердце моё зайдётся, не выдержит.

– Ладно, схожу, дай хоть отдышаться-то малость.

Вдоволь насмеявшись с Прохоровной, вернулась через полчасика домой и как ни в чём не бывало принесла добрый ответ:

– Ну, чо, Никита, договорилась, будет тебе «горючка», как раз приспеет к сроку.

… Гости прибыли на два дня раньше намеченной даты: сюрприз имениннику. Радоваться бы хозяину, но его словно кто обухом по голове хватил, сам себя потерял: людей на дворе – тьма тьмущая, а на столе – шаром покати, одна тоска! Отозвала его бабка Матрёна в сторонку и шепнула:

– Иди, Никитка, за лопатой.

– Почто за лопатой-то? – растерялся дед.

– Ямы копать будешь.

– Чо? Каки ямы-то? – глаза у него округлились, а брови ещё больше затопорщились.

– Увидишь счас, пошли в огород.

Указала она место, где «клад» был зарыт:

– Копай здесь! – сказала строго, и ни слова больше.

Глянул на неё дед Никита непонимающе, пожал плечами, но подчинился бабьей причуде и ткнул лопату в землю на тропе. А как только услышал «звеньк» о крышку фляги, понял всё, от радости прослезился и на коленки пал:

– Эх, редьку те на закуску!… Спа-а-сибо, Матрёна Марковна!

Варюшка

Пришла Варюшка со школы, послонялась по комнате пустой из угла в угол (всю мебель продали), послушала жалобы своего животика. Старалась про еду и не думать: ещё тошнее станет.

Шла война. Голодно жилось семилетней девочке в отчем доме. Мать ночью сторожила в экспедиции – на день уходила работать по людям: кому постирать, кому побелить. А приносила, что уж Бог пошлёт: то хлеба кусок, то картошки чуток. Да ещё люди добрые отдавали очистки картофельные (их пекли на дверке печи). Тем и живы были.

Занялась Варюшка самодельной тряпочной куклой. Завернула её в лоскуток и уложила на пол, на старую фуфайку. «Нельзя голодную спать укладывать, – она тяжело, по-взрослому вздохнула. – Э-э… чем же покормить-то тебя?» – и приложила куколку, словно дитя, к груди. «Баю-баю-баюшки…» – тоненько затянул голосок. Реденькие волосики закрыли большие тёмные глаза, бледные реснички незаметно сомкнулись…

Проспала Варюшка часа два, осторожно положила «дочку» в угол, одёрнула примятое платьишко, латаное-перелатаное во многих местах. Тошнота не улеглась, но голова болеть перестала.

«Ой, как есть хочется… Куда бы пойти?» – тоскливо подумала девочка.

У подружки Нины она уже была вчера. Та брала её с собой в пекарню, где работала её мать. Тётя Галя одарила тогда каждую ломтем горячего душистого чёрного хлеба, налила подсолнечного масла в блюдце, и девчонки, макая хлеб и озираясь по сторонам, как голодные собачата, наелись до отвала.

От таких приятных воспоминаний дурманящий запах хлеба защекотал нос. Стыдно снова идти к Нине, но непослушные ноги сами понесли её туда.

Она немного потопталась у дверей подружки и наконец несмело постучалась. Поняв, что её не слышат, повторила ещё раз, но уже настойчивее. В окно выглянула Нина, мотнула одобрительно смешной мордашкой: оттопыренные уши и нос пуговкой.

В посёлке квартиры не запирались, и Варюшка, как затравленный зверёк, осторожно, на носочках, шмыгнула в сенцы, подкралась к полатям и посмотрела на мешок с сухарями, который притаился среди всякого барахла. К счастью, он оказался на прежнем месте.

Девочка прошла в избу и присела на краешек лавки возле русской печки. Мешок с сухарями не давал ей никакого покоя. Лихорадочно соображая, как бы добыть хоть один сухарик, она живо представляла себе, что он уже во рту у неё. Варюшка наконец, проглотив обильную слюну, решилась схитрить:

– Нин, а Нин, а давай в прятки играть, а?!

«Хозяйка» радостно захлопала в ладоши:

– Ура-а! Ура-а! Только чур – я первая считаю! «Вышел немец из тумана, вынул ножик из кармана: – Буду резать, буду бить, всё равно тебе голить!» Фу-ты! Опять я голю. Раз-два-три-четыре-пять – я иду искать!

А Варюшка уже мышонком юркнула на полати, затаилась там в укромном местечке, проковыряла побольше дырочку, сделанную ещё в прошлый раз, дрожащей худенькой ручонкой вытянула сухарик, положила его на зубок и сладко зажмурилась…

Нина измаялась вся, обыскивая дом.

– Ва-а-ря!… Ва-а-рь!.. Варька, я с тобой не играю, так нечестно! – загундосила она, собираясь вот-вот разреветься.

А та не могла оторваться от лакомства, и его, как нарочно, некуда было положить: длинное платье с чужого плеча – без карманов. Судорожно зажав сухую корочку в кулачок, нехотя вылезла и засобиралась:

– Нин, мне домой надо, а то мама заругается.

Подружка вроде ничего не приметила, только обиженно фыркнула, задрав и без того курносый нос:

– Ну и уходи, чёрт с тобой!