Российский колокол, 2016 № 1-2

Не могла она такого мимо себя пропустить. И еще одного события не могла она пропустить. Семь лет ждала, не помирала, пока свою церковь Козьма Семижильный, ее приемный сын, замаливающий смертный грех, достроит. А еще в этот день отпевали и самого Козьму, изорвавшего на строительстве церкви все свои семь неубиваемых жил…

Лет за двадцать до этих событий и случилось то, о чем никак нельзя умолчать в этой странной истории. Возвращалась повивальная бабка и знахарка Лукерья из соседней деревни от роженицы. Накануне выпал снег, запорошив тонким слоем хорошо наезженную санную дорогу. Полная луна, словно живая, с самой верхотуры неба ехидно ухмыляется. Светло – словно днем. Впору подбирать иголки для шитья. Легкий морозец. А тишина-то какая! Спешит Лукерья: дома скотина не кормлена, не поена. Да и у самой весь день маковой росинки во рту не было. Утром, провозившись по хозяйству, не успела, а у роженицы перекусить постеснялась. Детей у нее семеро по лавкам, мужик хворый, а достаток в семье не шибко какой. Пусть уж лучше детишкам лишний кусочек перепадет. Роженица – в чем душа, худющая, скелет скелетом, а принесла богатыря! Еле разродилась. Не только сама до смерти замучилась, но и с Лукерьи семь потов сошло, пока ребенка в свои добрые руки приняла да пуповину суровой ниткой накрепко перевязала. Давно Лукерья таких бутузов не принимала. Отрадно, когда здоровые дети рождаются. Скольким младенцам помогла на свет Божий появиться – теперь уже и не вспомнишь! Но те, хоть и ангельские создания, однако дети чужие! А вот своих – мальчика или девочку, чтобы всю жизнь около тебя, в печали и радости были, такого нет. Рожать-то она рожала, только всех их Господь прибрал еще маленькими. А недавно и мужик помер. Одна-одинешенька Лукерья на всем белом свете!

Минувший год был неурожайным. Впрочем, когда они, урожайные годы, в их местах, на солонцах и в подлесках, были? Зерна только-только на семена наскребли. А самим что осталось? Мякина пополам с лебедой, постные щи из перекисшей квашеной капусты, без хлеба, да овсяная каша с квасом. Хорошо еще, овес удался. Иначе – ложись и помирай. Гляди, ближе к весне потянутся по заметенным деревенским улицам толпы голодных нищих. Хотя когда это было такое, чтобы на российских дорогах нищих-то не было? А чего им подавать? У самих – мышь в амбарушке с горя, того и гляди, повесится. Но тут дело такое – сам с голоду пухни, а нищим подай! Пусть последнее, но отдай. Так испокон века ведется. Еще и волчьи следы, увиденные ею у заросшего лесом оврага, ее озадачили. Сильных морозов не было, а волки почти вплотную подходят к деревне.

К чему бы это? Так дальше пойдет, и в овчарню через соломенную крышу заберутся, аспиды!

И слышится ей: из старой копны на обочине вроде бы как собака скулит. Жалобно так и почти не слышно. Хорошо еще, слухом ее Господь не обидел, иначе ничего и не услышала бы. Пригляделась: следы человеческие, полузаметенные. Вроде бы как взрослый человек прошел и ребенок. Понятно, почему это волки всполошились!

Позвала, но никто ей не ответил. Однако скулеж прекратился.

Подошла Лукерья к копне, солому разгребла, и волосы у нее встали дыбом. Одетый в лохмотья мальчик, прижимающийся к изможденному, успевшему уже окоченеть мужчине. Так и есть, слепой с мальчиком-поводырем. Видела она их накануне, даже козьим молоком со свежеиспеченным хлебом угостила.

Тогда и посетовал ей слепой нищий на свое несладкое житье-бытье. Нечего Бога гневить, сам-то пожил. Всякого в жизни навидался. А вот за цыганенка, поводыря, душа болит. Пропадет без взрослого присмотра. Как есть пропадет. Худенький, большеглазый цыганенок прибился к слепому нищему нежданно-негаданно. Забрел слепой в запрятанную среди болот лесную деревеньку совершенно случайно. А там холера свирепствует. Местный народец помирал почти поголовно. Там же нашел свое последнее пристанище приблудный цыганский табор. Осталось в живых из жителей деревни несколько немощных стариков, которым и без того не сегодня-завтра помирать, да девочка малолетняя. У цыган выжил мальчик. Пришлось забирать с собой обоих – и мальчика, и девочку. Стали побираться вместе. Но такой оравой одними подаяниями разве прокормишься? Некоторое время спустя девочку пристроил у одной немолодой уже, бездетной супружеской четы. Цыганенка, как только тот немного подрастет, задумал отдать в обучение к знакомому мельнику. Работенка – не мед какая, мешки таскать целыми днями, но хотя бы сыт будет. А там жизнь покажет. «Живем вместе с жизнью, не торопимся. Иначе беду догоним. Но и, по возможности, не отстаем, иначе беда догонит нас», – закончил слепой, сильно занемогший даже от неспешного разговора.

Повздыхала, повздыхала Лукерья, слушая рассказ нищего, даже в свой засаленный передник украдкой всплакнуть ухитрилась. Да что толку-то от ее вздохов? И тогда еще по внешнему виду слепого определила, что постоянно кашляющий и сплевывающий кровью мужчина – не жилец. Тут даже ее лекарские познания не помогут.