Опровергая эту точку зрения, Фонвизин, как Лунин и Тургенев, старается вписать декабризм в контекст русской истории и показать его связь с реформаторскими намерениями предыдущего царя. При этом он остается в рамках чисто политического решения проблемы свободы и соотношения России и Европы. Свобода для Фонвизина, как и в годы декабристского движения, ассоциируется в первую очередь с конституционным устройством государства, а Западная Европа – с нормальным путем политического развития. Политический же строй России признается аномальным, тяготеющим к восточному деспотизму. Этот взгляд малооригинален; более интересным представляется то, что вполне традиционные представления увязаны здесь с социальными вопросами, которым в декабристский период внимания практически не уделялось.
Почти все идеологи декабризма (пожалуй, за исключением одного Н.И. Тургенева) проекты социального переустройства России подчиняли проектам переустройства политического. В этом не следует усматривать какую-то ограниченность русских мыслителей и политиков александровской эпохи. Такого рода представления объясняются переходным характером революционного и постреволюционного периодов во всей Европе. Социальные последствия Французской революции XVIII века, в отличие от политических, сказались не сразу. Бурная эпоха Наполеоновских войн, тяжелый и во многом неясный период Реставрации, сопровождавшийся быстрой сменой политических курсов и программ, – все это замедляло установление стабильного порядка. Только Июльская революция 1830 года позволила увидеть новые социальные проблемы и поставить их в центр общественной мысли. Именно с этого времени социализм как идейное течение быстро распространяется по Западной Европе и начинает проникать в Россию. Живущий в Сибири декабрист не остался в стороне от этих новых веяний. Его изолированное положение, конечно, замедляло знакомство с новейшими социальными теориями, зато он был более свободен в их оценках и анализе.
В статье Фонвизина «О коммунизме и социализме» (1849–1851) дано иное, по сравнению с его же «Обозрением политической жизни в России», понимание проблемы «Россия – Запад». Если в политическом и гражданском отношениях самодержавная и крепостническая Россия отстает от конституционной Европы, то в социальном плане у нее имеются определенные преимущества, объясняемые различием исторических путей России и Европы. В результате изучения современного ему устройства европейских государств и чтения социальной литературы Михаил Александрович приходит к выводу, что установление политических свобод само по себе не гарантирует ни справедливого внутреннего устройства, ни социальной стабильности. Его отношение к социалистическим и коммунистическим идеям двойственно. С одной стороны, он согласен с критикой современного буржуазного строя: «Нельзя не признать основательными упреки их, что везде общество находится не в нормальном состоянии, что интересы страждущего большинства во всех землях принесены в жертву благосостоянию меньшего числа граждан, которые, по положению своему в обществе, богатству, образованности, если не по праву, то существенно составляют высшее сословие, участвующее в правительстве и имеющее решительное влияние на законодательную, исполнительную и судебную власти». С другой стороны, позитивная часть социалистического учения, направленная на преобразование общества, вызывает у него скепсис: «Это несбыточные мечты-утопии, которые не устоят перед судом здравой критики».
Эпиграфом к статье взяты слова В. Гюго: «Если вы хотите победить социализм, то лишите его смысла существования». Иными словами, Фонвизин, понимая гибельный путь социализма, предлагает не бороться с ним репрессивными мерами, а устранить его исторические причины. Питательную среду для распространения социалистических идей, представляющих главную угрозу социальному порядку, Фонвизин видит в европейском пролетариате: «Пролетарии – эти жалкие бездомники, по большей части почти без религии, без правил нравственности, почти одичавшие… ненавидя настоящий порядок общества, не обеспечивающий ни их настоящее, ни будущее, только и жаждут ниспровержения всего существующего, надеясь в социальном перевороте обрести улучшения своей бедственной участи». Генезис европейского пролетариата усматривается в феодализме, точнее, в истории развития феодальных городов, пользовавшихся относительной свободой и внутренним самоуправлением и предоставлявших убежище селянам от притеснения их со стороны феодальных сеньоров. Попадая в города, эти люди, лишенные собственности, становились городской чернью. В их среде и зарождался современный пролетариат.