С 1918 по 1921 год В. В. Вейдле – профессор Пермского университета. Позднее он вспоминал об этом периоде: «А студенты и студентки ведь пермяками и пермячками были в большинстве. Столичные, однако, наставники их (и я в том числе, когда стал заниматься ими) вполне были ими довольны. И все мы, со своей стороны, не испорченной пищей их питали, не примешивали никакой заранее припасенной и не нами состряпанной идеологии к тем наукам, в которые мы их вводили… Все наши профессора… придерживались умеренно либеральных взглядов и от политики держались вдалеке. Октябрю, когда о нем узнали, не порадовался среди них никто… Но какой-нибудь контрреволюционной активности не проявляли. Считали, что университет при любом режиме – ах, какими оптимистами были! – останется университетом. Физики, мол, никакой большевик не переделает; а римское право тоже ведь исправлению задним числом не подлежит. Насчет фальсификации истории не только никто себе не представлял… но и понятия такого в мыслях ни у кого не было. И насчет марксистского ее истолкования никто у нас, кажется, не беспокоился по той простой причине, что и понятия о нем не имел. …Одним словом, находились мы в состоянии райской невинности. Не вкусили еще от плодов древа познания добра и зла».
25 декабря 1918 года армия Колчака заняла Пермь, однако вскоре перешла к обороне. Вейдле был призван на военную службу в Белую армию, но служил недолго. После захвата красными летом 1919 года университет эвакуировался в Томск; в марте 1920-го большевистская власть перевела его опять в Пермь. Но работа уже потеряла для Вейдле смысл: идеология и здесь победила науку, – и он возвращается в Петроград.
10 августа 1921 года состоялось важное для В. Вейдле и всей русской культуры событие: хоронили Александра Блока. Вейдле, на плечах несший гроб на Смоленское кладбище, сказал: «Прощание с Блоком – это и прощание с Россией». Именно тогда, в кладбищенской церкви, стоя рядом с Ахматовой и Андреем Белым, почти за три года до отъезда своего из России, Владимир Васильевич ощутил, что Россия распалась надвое и той ее части, к которой он себя относил, по-видимому, уже нет места на родине: «Никогда охоты у меня не было ни к каким группировкам, объединениям, движениям, союзам, партиям принадлежать. Но молчаливое это самомнение мое меня ведь-таки зачисляло в какое-то большое целое, в пишущую, мыслящую Россию. Плохо ей теперь приходилось. Горжусь, что включил я себя в нее, пусть сознанием одним, не подвигом, ни даже малым каким-нибудь делом, тогда, в то тяжкое для нее время, в тот особо трагический и решающий для нее год».
Молодой историк, литератор, поэт пережил в России поражение культуры и ее распад. Участвовать в этом распаде служитель культуры В. В. Вейдле не мог и не хотел. По словам А. Шмемана, «опытом этого распада – любованье оказалось претворенным в служение, любовь к культуре – в борьбу за подлинную ее сущность».
Вейдле никогда (ни в России, ни потом во Франции) не был политическим противником левой доктрины как таковой. Он как-то написал: «Я – не фанатический приверженец какого-либо одного, противопоставляемого всем другим государственного строя. К социальным утопиям не склонен, идеалы социализма считаю убогими, унижающими человека, но из капитализма отнюдь кумира себе не творю… Дело было в идеологии – не вообще идеологии, хотя бы и коммунистической, – а в тоталитарности ее. Сама она, этой тоталитарностью своей, этим захватом всех областей жизни и духовной жизни вышла за пределы политики (или политическим сделала все на свете), а потому и чуждых политике людей, вроде меня, сделала врагами своей политики». И далее: «Вопрос о присвоении прибавочной стоимости или о том, кому принадлежат орудия производства, мало меня интересовал. Но тирания захватившей власть тоталитарной идеологии страшнее всех тираний, когда-либо существовавших на земле».
В июле 1924 года Владимир Васильевич эмигрировал из большевистской России под предлогом научной командировки; в октябре приехал в Париж, где и прожил до конца жизни. Многие годы он работал профессором христианского искусства в парижском Богословском институте; его фигура, его личность и труды стали одним из важнейших центров русской культурной эмиграции. Это о таких, как Вейдле, сказал писатель Роман Гуль: «Они унесли с собой Россию»…
Протоиерей А. Шмеман вспоминал: «В темные годы немецкой оккупации, читал он на частной квартире, почти „конспиративно“, цикл лекций о русской поэзии. Я убежден, что никто из слушавших его не забудет вдохновенного чтения им Пушкина, Баратынского, Тютчева, Блока, Ахматовой. Этим чтением совершал он некое светлое торжество России и нас, молодых, навсегда посвящал в него».