Российское гражданство: от империи к Советскому Союзу

Однако новый дух законности и универсальности юридических и административных норм, характерный для эпохи Великих реформ, ставил под вопрос подход, предполагавший заключение дифференцированных сепаратных сделок. Во внутренней переписке российских чиновников есть немало примеров отклонения предложений применить дифференцированный подход, который рассматривался как несовместимый с внутригосударственными и международными юридическими нормами. Российские юристы и чиновники, как правило, придерживались часто повторяемого принципа, согласно которому законы должны применяться повсеместно, в то время как административная практика допускает некоторую вариабельность[231]. Более того, административные практики, применявшиеся в одном регионе, часто влияли на таковые в других регионах. Различия и сходства российских процессуальных норм можно увидеть на примере двух важных, но очень разных приграничных областей: немецкой и дальневосточной.

Германо-российская граница гражданства

Немецкая граница была важнейшей из границ России, и те процессуальные нормы, которые здесь применялись, имели величайшее влияние на политику гражданства в целом. Ощутимая необходимость удерживать российских подданных внутри страны и не допускать въезда поляков на ее территорию во время польского восстания 1831 года и после него привела к сооружению стен, двойных рвов и введению пограничных патрулей с российской стороны и к сопоставимым мерам со стороны Пруссии, что в конце концов сделало российско-прусскую границу наиболее тщательно обозначенной и охраняемой границей в России и, возможно, во всей Европе[232]. В глазах пограничных властей граница с Германией стала самой современной российской границей, обустроенной по всем правилам науки, – образцом для развития имперской миграционной политики и политики гражданства в других приграничных регионах[233]. Упрочение этой границы было поначалу не результатом напряженности между государствами, а скорее главой в долгой истории сотрудничества империй Габсбургов, Романовых и Гогенцоллернов в вопросах пограничных территорий. С конца наполеоновских войн и до 1880-х годов эти государства соединенными усилиями поддерживали границы, подписывая и проводя в жизнь ряд соглашений, сформировавших ясные и весьма эффективные способы проведения прямых административных переговоров о возвращении дезертиров, бродяг и лиц, подозреваемых в политических и уголовных преступлениях. Хотя российские власти и относились с особым вниманием к этим категориям лиц, большинство немецкоговорящих переселенцев ценились как полезные фермеры, промышленники, инвесторы и ремесленники. Десятилетия сравнительного мира и союзничества Российской империи, Империи Габсбургов и немецких государств чрезвычайно способствовали доброжелательному отношению к немецким иммигрантам и успешному разрешению разногласий в вопросах гражданства и натурализации.

Полиция и местные власти были уполномочены напрямую обращаться к своим заграничным коллегам для организации индивидуальных депортаций, избегая обременительного и длительного процесса рассмотрения каждого такого случая как дипломатического инцидента. Эта система была выстроена на прочном основании совместной заинтересованности полицейских по обе стороны границы в содействии закону и порядку, предотвращении уклонения от уплаты налогов и воинской повинности и особенно в сотрудничестве в деле контролирования польских революционеров. В случаях, когда соглашения временно переставали действовать, быстро становились очевидными издержки борьбы с дезертирами, лицами, уклоняющимися от службы в армии, бродягами, политическими и националистическими радикалами и преступниками – борьбы посредством интернирования и внутренней ссылки. Система международного сотрудничества была выгодна всем сторонам[234].

Таким образом, неудивительно, что насильственная депортация из Германии в Российскую империю примерно 32 000 российских подданных, предпринятая канцлером Отто фон Бисмарком в 1883–1886 годах, стала для многих российских чиновников и внешних наблюдателей неожиданным потрясением. Это событие давно признано важным эпизодом в истории немецкого гражданства – в особенности благодаря тому, какую роль оно сыграло в появлении немецкой системы гастарбайтеров. Бисмарк начал высылки в рамках своей популистской тактики завоевания народной поддержки посредством нагнетания враждебности против внутренних врагов империи (Reichsfeinde), проживающих в стране и сделанных козлами отпущения. В 1870-х годах мишенью его тактики «негативной интеграции» стали социалисты и католики. В 1880-х, столкнувшись с неблагоприятными результатами выборов, он удобрил семена нативизма, посаженные журналистами и правыми политиками, выступавшими против сравнительно быстро растущего польского населения империи, подмешав к этому антисемитскую риторику, уже обретавшую поддержку в массовой печати[235].