Однако существовало несколько важных исключений, выходивших за рамки параллельной универсализации норм и индивидуализации их применения, имевшей место в законах о гражданстве после 1864 года. Во-первых, были сохранены весьма широкие особые правила для Царства Польского и Великого княжества Финляндского[208]
. Финляндии, например, даровалось право выдавать загранпаспорта как российским подданным, так и иностранцам, проживавшим в княжестве[209]. В некоторых случаях Собрание законов Российской империи сохраняет отдельные разделы, регулирующие приобретение и утрату принадлежности к Российскому государству в двух этих юрисдикциях. Согласно административному постановлению 1865 года, жители Царства Польского для пересечения границы с другими регионами Российской империи нуждались в особом «паспорте подданного империи». Таким образом, порядок въезда на территорию страны для финнов и поляков мало отличался от процесса получения визы для пересечения международной границы[210]. Закон 1867 года даровал ряд денежных и юридических привилегий российским подданным из других областей империи при поступлении на службу в польских провинциях. В сочетании с новыми ограничениями возможности для поляков приобретать и наследовать землю в регионе, эти привилегии работали против общей тенденции, получившей развитие в эпоху реформ и направленной на создание единого статуса гражданина империи[211]. В Польше, Финляндии и – в меньшей степени – в некоторых других частях империи (в Бухарском и Хивинском ханствах, Бессарабии, на Дону и в Прибалтике) подобные правила сохраняли по крайней мере какое-то местное разнообразие в гражданских правах.Во-вторых, как до, так и после 1864 года некоторые группы иностранцев сталкивались с бóльшим количеством юридических ограничений, чем другие. Несмотря на заметное международное давление, евреям-иностранцам позволялось селиться в России лишь в отдельных, исключительных случаях, требовавших одобрения со стороны Министерства внутренних дел[212]
. Те иностранные евреи, которые вошли в число таких исключений и получили разрешение на въезд в страну, не пользовались такими же правами, какими пользовались другие иностранцы, а сталкивались с множеством ограничений в отношении места проживания и экономической деятельности, с которыми мирились и евреи, находившиеся в российском подданстве. Из-за международных дипломатических дискуссий на данную тему это не было четко оговорено в законе – в особенности из-за дискуссий с Соединенными Штатами, настаивавшими на том, что все натурализованные американские граждане, в том числе и евреи, должны защищаться российскими законами так же, как и другие иностранцы[213]. В результате российским консулам было велено не указывать при выдаче виз евреям-иностранцам, что поселение возможно лишь в пределах еврейской черты оседлости. По дипломатическим соображениям власти предпочитали накладывать на таких людей ограничения не посредством формальных законов, а внутренними циркулярами, регламентировавшими административную практику[214]. И напротив, в то время как евреям, иезуитам, дервишам, китайцам и представителям других групп натурализация была запрещена, некоторые иные категории людей рассматривались в качестве желательных и получали преимущества при натурализации. Например, секретный царский циркуляр дал Министерству иностранных дел право не требовать обязательного пятилетнего проживания на территории империи при натурализации славян, оказавшихся в турецком подданстве[215].В-третьих, хотя новые правила 1864 года и создали в теории единую национальную процедуру натурализации, на практике они не уничтожили огромных различий в этом процессе для разных социальных групп – по большей части потому, что включали требование, чтобы проходящие натурализацию люди «избирали свой род жизни» и были приписаны или причислены к российскому сословию или состоянию[216]
. Для иностранных купцов вступление в российское торговое общество или купеческую гильдию, вероятно, все еще оставалось с точки зрения прав и юридического статуса более важным, чем формальное обретение гражданства[217]. Тем более верно это было для иностранной знати. И для тех, и для других момент получения реального доступа к правам и привилегиям – подлинная «натурализация» – оставался моментом вхождения в российское сословие или обретения определенного положения. Более того, иностранные купцы и другие иноземцы, проживающие в городе, должны были испрашивать у городской думы и полиции дозволения войти в число городских обывателей, перед тем как губернатору могло быть позволено провести церемонию натурализации.