Росские зори

Глаза у воеводы зоркие, видят далеко: не едут, рано еще. Воевода смотрит на светлую, всю в солнечных искрах Вежу. Сыновья закончили проверять сети и возвращаются домой. Ивон на веслах, Евстафий стоит на корме, внуки весело переговариваются с ним. Евстафий сбросил с себя одежду, прыгнул в воду, внуки тоже посыпались с бортов. Глаза у воеводы мутнеют от набежавшей радостной слезы. Боги покровительствовали его семье, все в ней благополучно. Из отчаянно-трудного положения победителем вышел Евстафий, заслужив почетное имя Доброслава, из дальнего похода вернулся Ивон — Ивон Мудрый. Повидал молодой воевода и море, и эллинские города, и скифов с таврами, оценил и ромейский военный строй, и тяжкую поступь сарматской конницы, и мощь готской пехоты. Лавр Добромил доволен старшим сыном: не из праздного любопытства, не добычи ради ходил по берегам Понта, а учения ради, и теперь едва ли среди россов найдется более мудрый старейшина, чем Ивон. Но в глубине души — воевода и сам не хотел бы признаться в этом — его больше тянуло к среднему сыну, к Евстафию. Ивон казался взрослее своих лет, он был основателен и серьезен, а в Евстафии продолжал жить неугомонный мальчишка, склонный к веселым шалостям. Не было в нем того неизменного постоянства, которое подчинило бы его душевные побуждения какой-то одной склонности: он мог отвлекаться от дела, браться за другое, но все у него выходило естественно и непринужденно. Радость жизни била в нем через край, и все он схватывал на лету — скачки ли, пляски, приемы рукопашного боя, плотницкое или кузнечное ремесло. Особо же радовало воеводу умение сына жить и ладить с людьми: как в зеркале узнавал в нем себя. Как тут не порадоваться — не зря жил на свете… Богато одарила Евстафия природа, а самое главное — сделала счастливым. Не здесь ли разница между сыновьями? Что ни говори, а женой Ивона стала не Агна, а Аста. Ничего против Асты у воеводы не было: Аста — женщина достойная, но первое чувство сына принадлежало не ей. Казалось бы, что из того? Жизнь все равно выправилась, повернулась к Ивону тихой радостью, и все-таки она недодала ему счастья — вот и посерьезнел до срока. Зато Евстафий немалому научился на примере старшего брата, поспорил с судьбой, победил ее, не позволил ей умалить свое счастье, оттого в нем до сих пор и жил веселый мальчишка, и неслучайно внуки так тянутся к нему…

Ивон подогнал лодку к берегу, привязал, вынес корзины с рыбой, постоял было, дожидаясь купающихся, а потом сам сбросил с себя одежду и кинулся в воду, разбрасывая вокруг радужные брызги. Дети и племянники тотчас облепили его, насели ему на спину. «Нет, и он тоже еще мальчишка…» — глаза у воеводы опять мутнеют от набежавшей слезы.

Воевода перевел взгляд на столы, около которых хлопотали женщины. Распоряжалась здесь Васена — как всегда, спокойно, без суеты. Добромил с нежностью смотрит на жену. Когда-то она была первой красавицей в Вежине — от той красоты немало сохранилось. Пусть волосы у нее поседели, а лицо покрыли морщинки, зато сколько от нее исходит тепла, ясности и доброты! Она никому не отказывала в помощи, ни о ком не сказала дурного слова — не оттого ли в ней эта душевная щедрость, перешедшая от нее к детям и внукам? Без Васены Добромил и представить себе не мог свою жизнь. Васена была его надежным тылом в жизненной битве. А когда-то Бронислав приложил немало усилий, чтобы Васена досталась ему. Не досталась: и она его не пожелала, и он не позволил Брониславу увести ее. Бронислав не мог простить Добромила. Завидовал, неистовствовал, бросался из одной крайности в другую, пока не взял Вивею — не жену, а, скорее, союзницу в своей неприязни к счастливой чете Добромилов: люто ненавидела Темная Вивея Васену за то, что та привязала к себе Брониславово сердце — потому и была мегерой, жаждущей уничтожить счастливую соперницу. Какая уж тут любовь! Вот и подался Бронислав на чужбину, казавшуюся ему милее отчего дома, где властвовала Вивея и не было места ни ласке, ни любви. Наизлом пошла его жизнь — ни семья, ни родина не радовали, ожесточилась душа и кинулась в солдатские кутежи; нашествие готов стало для него очередной отдушиной, и когда он почувствовал, что конец ее близок, он ушел к Истру, где не прекращались схватки между варварами и легионами империи. Там и сложил буйную голову. Кончился род Брониславов, сраженный безрассудством и злом. Остались дочери Агны, но они едва ли унаследовали дух Брониславов: не лежала у них душа к Мрачной Вивее.

Думал об этом Добромил и смотрел на Васену. Она почувствовала его взгляд, подняла голову и, будто зная его мысли, а может быть, и в самом деле зная, ответила спокойным понимающим взглядом, в котором слились неизменная преданность ему, удовлетворение прожитой жизнью, легкая грусть о далекой молодости и радость за детей и внуков.