Росские зори

— А мои? А наши? — посыпались вопросы.

— И они с ним.

Вивея же ни о чем больше не спросила и ничего не сказала. Она повернулась и пошла прочь, медленно, плавно — будто тень в своей длинной темной одежде. Она шла мимо пепелищ, уже затягиваемых травой, и теперь никто больше не боялся ее, никто больше не обращал на нее внимания. До наступления темноты она сидела в погребе, как неживая, а ночью покинула пепелище, поплыла в поле, вступила в лес и долго шла, не замечая комаров, облепивших ей руки и лицо. Вот и то место, та поляна, где лежали останки чужого человека и где еще витала его темная душа.

Вивея нащупала руками еле заметный могильный холмик, чтобы вырвать пучок травы и повторить грозные слова заклинания, но язык уже не повиновался ей, а сознание затягивал туман. У нее так и не хватило силы встать.

Вежинцы наткнулись на нее через несколько дней, ища разбредшийся по лесу скот. Только по платью и темным с проседью волосам узнали, что это Вивея. Вороны оставили от нее рваную одежду, кости и волосы. Останки Мрачной Вивеи тут же предали земле, а место, где поселилась ее злая душа, с тех пор стали звать Вивеевой поляной.

Апрелька и Боянка издали узнали отца и брата и бросились им навстречу. Воевода подхватил дочь, усадил перед собой на коня, Останя подхватил братишку. Гордые и счастливые, брат и сестра тоже въехали в село как победители. У порога отчего дома их встретила счастливая Васена.

Апрелька соскочил с коня сам, Добромил опустил на землю дочь. Потом отец и сын не спеша сошли с коней.

— Ну что стоишь, мать? — ласково упрекнул воевода. — Ивон приедет позже, у него еще много дел. Встречай гостей, готовь угощение!

ЭПИЛОГ

Миновало десять лет — мгновенье на счетах времени, но немало в жизни человеческой. Из пепелищ возродились села, росская земля оправилась от готского нашествия, заживила нанесенные ей раны. Опять людно становилось в селениях, опять на лугах паслись стада и конские табуны. Выросло и возмужало новое поколение — те, кто в годы нашествия был мальчишками и девчонками. И опять из окрестных сел сошлись на Красной горке парни и девушки, чтобы исполнить гимн в честь вечной Лады. Живой венок двигался вокруг матери жизни, и одним из его цветков была звонкоголосая Ивка, дочь Урбана и Любавы.

Ой, диди Ладо,
Ой, мамо Ладо,
Все, что на свете,
От тебя, Ладо!

Ты всех сильнее,

Семена твои всхожи.
Приди, диди Ладо,
Соедини нас!

Тут же русоволосые парни. Один из них — вихрастый Апрелька, широкий в плечах, узкий в поясе, веселый и дерзкий; он переглядывается с синеглазой Ивкой, младшей сестрой Да рины Прекрасной, и щеки у девушки загораются, как утренняя заря.

Ой, диди Ладо.
Славная мамо Ладо!..

Немало бойких парней искали благосклонности красавицы Ивки, а сердцем она потянулась к веселому сыну Лавра Добромила, — видно, чувствовала в нем бесстрашие и доброту. Так решила Лада, покровительствующая всему честному и доброму.

Немало свадеб сыграют в этот день в росских селениях, немало споют песен, а с наступлением темноты зажгутся праздничные костры и заструятся вокруг них вечно юные хороводы. Слава Ладе! Славно жить на земле!

Лавр Добромил вышел из дома, прикрыл глаза от солнца: не едут ли молодые и гости? Борода у воеводы побелела, спина заметно ссутулилась — ничего не поделаешь — все растет, зреет, а потом старится и умирает. Но о смерти старый воевода не думает — он всю жизнь ходил рука об руку с ней, да и чего о ней думать! О жизни надо печься, а смерть придет сама собой. Конечно, теперь Лавр Добромил не вскочит, как прежде, в седло, не поведет в битву дружину, не врубится первым во вражеские ряды: не те годы, зато оба его старших сына в расцвете сил — надо будет, не хуже его поведут росских воинов на защиту родной земли!