Росские зори

— Ты держался достойно триария.

В устах Фалея это была высшая похвала: триарии — самые опытные, самые бесстрашные бойцы ромейских легионов, испытанные мастера рукопашного боя. Останя ответил:

— Я равнялся на тебя.

— Где твой пленный, Евстафий? — подошел все еще возбужденный Зенон.

Караван, прорываясь сквозь готские заграждения, понес значительные потери: три последних корабля стали добычей готов, один затонул. Немало повреждений получили остальные суда, но ход они сохранили и это их спасло. В битве полегло также немало воинов Зенона.

Останя нашел оглушенного им гота, плеснул ему на голову водой. Гот очнулся, застонал.

— На всякий случай свяжите ему руки и нога, — распорядился Зенон. Останя поднес готу воды. Тот выпил несколько глотков.

Небо на востоке бледнело, подул предутренний ветерок. Зенон приказал поднять паруса. Весла замерли в своих гнездах.

Побежденные усталостью, люди засыпали кто где. Только вахтенные оставались на своих местах.

Поднялось солнце и открыло взгляду истерзанный караван судов. В ночной битве пал каждый третий матрос и каждый второй сармат, а многие из уцелевших были ранены. Фарак — трижды, его брат Фаруд — дважды. Панцири защитили их от смертельных ран, но готские мечи все-таки пробивали защиту и доставали до тел. Побледневшие от потери крови, братья все-таки держались в седлах и ехали во главе отряда, Фарак — с непокрытой окровавленной головой. Многие кони тоже были ранены и ступали с трудом.

Не лучше выглядели суда. Борт головного корабля был пробит бревном — оно еще торчало в пробоине на локоть выше воды. Взгромоздившиеся один на другой плоты чуть было не пустили корабль ко дну. Треть весел срезало, как ножом. На палубах валялись неубранные трупы, темнели лужи крови. Весел недоставало и на других судах. Из лодок у каравана сохранилась лишь одна — остальные были сорваны плотами. Паруса были в пятнах крови и местами порваны — там, где их коснулся меч.

Дав матросам непродолжительный отдых, Зенон поднял их. Караван принялся залечивать раны. Прежде всего надо было очистить корабли от трупов и крови. Работы начались. Из трюма вывели пленниц. Женщины с трудом поднялись на палубу: в середине связки было мертвое тело. Бревно, пробившее борт корабля, угодило пленнице в грудь. Удар был так силен, что несчастная даже не вскрикнула, а что ее убило, остальные узнали, лишь когда затихла битва. Веревку разрезали и положили убитую пленницу рядом с погибшими членами команды.

Женщины полными ужаса глазами смотрели на окровавленную палубу. Больше всего крови было на корме — здесь лежала груда тел. Одна пленница вдруг отчаянно вскрикнула: намертво вцепившись бескровными пальцами в борт, висела отрубленная рука…

С убитых готов снимали оружие и доспехи — все, что представляло собой ценность на войне, — а тела бросали за борт. Своих убитых приготовили к последнему пути, чтобы, как только караван сделает остановку, совершить над ними погребальный обряд.

Палубы вымыли, сломанные весла заменили запасными, залатали пробоину в корпусе. Оставалось починить паруса, но это уж как только установится полный штиль.

Жизнь продолжалась. Буря налетела и пронеслась, надо было опять заниматься повседневным делом. Скоро устье Вычиги, караван поднимется по ней в сарматскую степь, а там готам уже не просто будет добраться до кораблей. Путь предстоял нелегкий: в последние годы Вычига заметно обмелела и уже неохотно пропускала тяжелые суда — нет-нет да и приходилось впрягать сарматских коней, чтобы сняться с мели и достичь Сегендша, сарматской кузницы, где день и ночь стучали молоты, выковывая мечи, наконечники копий, кольчуги и шлемы. Там, в крепости, окруженной глубоким рвом, вместе с кузнецами-сарматами работало немало иноплеменных мастеров — их в разное время сарматы взяли в плен и превратили в рабов. Были там и эллины, но не как рабы. Их приглашали сюда как поставщиков руды, вина и масла. Изделия сегендшских мастеров расходились во все уголки Сарматии. Металлические поделки производились, конечно, в каждом сарматском кочевье, но главная сарматская индустрия сосредоточивалась в Сегендше. Здесь использовался литейный и кузнечный опыт эллинов, ромеев и других припонтийских народов; в Сегендше варили особо прочные стали. Здесь также изготавливали луки — по образцу массагетских, крепчайшую тетиву из сухожилий животных, кожи — панцирные, из воловьих шкур, и обыкновенные, из шкур телят, овец, ланей и коз. В крепости трудились едва ли не лучшие кожевники Сарматии, их изделия соперничали даже с изделиями мастеров из Танаиса, Пантикапея, Фанагории и Ольвии.

Перед главными воротами крепости, на озере, — стоянка эллинских судов. Их здесь ремонтировали, смолили, разгружали и нагружали. Сегендш — перевалочный пункт, связанный множеством торговых путей не только со всей Сарматией, но и с городами эллинов и даже с росскими землями. В Боспор из Сегендша можно было попасть по Меотиде, путь в Ольвию пролегал сначала по суше, в обход данапрских порогов, потом вниз по Данапру; с россами capматскую кузницу связывали эллинские купцы.