Росстань

Озерное расположено в большом котле. Один край у котла выломан, и туда течет ручей, берущий начало под горой. На склоне в одну улицу вытянулись чуть больше двух десятков домов, землянок. Ниже – ближе к ручью – огороженные жердями скотные дворы.

– Сколько проехали, а китайских фанз не видели, – удивлялся сын Никодима, Кузьма. – Одни русские заимки.

– В наших краях, Кузя, только торгаши живут, – вполголоса ответил Федька. – Пустует земля здесь. Зато в самом Китае, говорят, теснота.

– Чего они тут не селятся? Вон какие травы.

– Холоду, видно, боятся. Там у них на юге круглый год лето. Штанов теплых не надо.

– Остановись, паря, – подъехал к Федьке Никодим. – Какой дом Богомякова?

– Не видишь, что ли? Самый большой. Вон посредине стоит. Две трубы.

– И Богомяков у нас скот угнал? – Кузьма чувствует себя совсем взрослым и поправляет шашку.

– Этот всю жизнь угонял.

Кузька не понял, но переспрашивать не стал. Никодим оставил Северьку и еще четырех казаков следить за дорогой.

– Смотрите, чтоб никто не убежал. Не то беда будет.

Отряд медленно стал спускаться вниз, к поселку. Десяток всадников остался на улице, остальные, разделившись по трое, пошли к домам.

Федька ткнул дверь, – она оказалась незапертой, – и шагнул в избу. За спиной он слышал шумное дыхание Лехи Тумашева и Митрия Темникова.

– Здравствуйте, хозяева.

С широкой деревянной кровати свесил босые ноги кудлатый мужик.

– Здравствуйте. Кто такие? – но, разглядев в сером свете вооруженных людей, осекся.

– Фамилия как?

– Родовы, – с готовностью ответил кудлатый и стал натягивать штаны. Из-за его плеча бледным пятном выглядывало бабье лицо.

– Родовы? Землячок, значит, нашему Григорию Эпову, – подал голос Алеха.

Мужик сразу понял, откуда приехали ранние гости, и опустил руки.

Митрий шагнул вперед, с любопытством разглядывая широкое горло граммофона, стоящего на столе. Баба за спиной хозяина взвизгнула, отпрянула в дальний угол кровати.

– Убивать будете? – вдруг спросил Родов.

– На кой ты нам леший нужен. Наше отдай. Есть у тебя коммунарский скот?

– Говорила я тебе! – заголосила баба. – Не трожь их коровенок. Своего хватит.

– Есть, значит, – Митрий вдруг озлобился, схватил мужика за бороду, потянул к двери. – Ну-ка пойдем, пес шелудивый, показывай, где наша животина.

Во дворе было уже совсем светло. Звезды торопливо гасли, и вот-вот должно взойти солнце.

Федька широко распахнул ворота, а Леха Тумашев и Митрий бросились к скотному двору. Толкаясь и шумно дыша, подгоняемые нагайками, коровы и лошади хлынули на ставшую тесной улицу.

– Да тут половина коров-то моих! – закричал вдруг Родов. – Вы же сказали, за своим приехали.

– И твои к нам попали? – удивился Федька. – Это какие же?

Не заметил Родов, какие синие, застывшие глаза стали у парня.

– Вон пестрая корова с большими рогами – моя. Вон с красным боком…

– А когда ты наш скот угонял, не думал, что он не твой? Долг платить собираешься? – крикнул он озлобленно.

Митрий, оказавшийся рядом, снова схватил Родова за бороду, рванул к себе.

Скрипели ворота, ржали лошади, мычали коровы. Пылила улица. Казаки размахивали бичами, хрипло орали, теснили скот в заполье.

Тяжкий день сегодня будет у Озерного. Не думали, не гадали в поселке, что придут хозяева за своим добром с того берега. Ведь двадцать верст до границы. И ведь говорил кой-кто из трезвых голов, что не надо коммунаров трогать: народ там злой да дружный, сбиться в отряд им ничего не стоит. Благо что никого не убили.

Когда стадо скрылось за первым перевалом, Родов кинулся к соседям. Матерясь и сплевывая кровь, он сбивал мужиков на погоню.

– Накинемся на краснозадых. Перебьем. Ежели внезапно, так совсем хорошо. Скот вернем.

– Ну их к лешему. Еще вернутся – поселок сожгут.

Но Родов собрал все же отряд сабель в тридцать.

Такой же почти, как у красных. Правда, не все в погоню пошли с охотой. Работников, так тех припугнуть даже пришлось.

Погоня вернулась скоро. На одном из увалов оставили коммунары засаду и, не подпустив близко, открыли огонь. Хоть никого и не задели пули, а повернули казаки коней назад.

Около стада крутились на конях человек пять. Остальные маячили на увалах, на сопках, осматривали степи, опасались нападения.

Не жалели казаки глоток, но коровы шли медленно, и стадо подошло к Аргуни только к вечеру. Люди измучились – сутки в седле. Без сна.

Тревожно ждали и коммунарки своих мужиков. Чуть не в полдень Сергей Громов велел запрягать коней и ехать к реке, встречать отряд. Разрешил старик ехать к Аргуни и подросткам. Степанка, Кирька и Мишка Венедиктов быстрее всех запрягли коня в легкий ходок Силы Данилыча и полетели к реке. На берегу они срубили тальниковые удилища, решили порыбачить, но часто забывали о поплавках, вглядывались в синий размытый горизонт. Они и увидели раньше других темное облачко пыли.

– Гонят, кажись.

Берег пришел в движение.

Облако приближалось, стало выше и плотнее. Уже можно различить идущих впереди коровенок.