Читаем Росстань полностью

И это был по-настоящему счастливый день. Воля, простор, небо, вода, уютное безлюдье и чувство щемящей родственности с человеком, сидящим рядом с тобой. Лишь один раз за весь день на дым костра приплыла лодка с тремя подвыпившими местными парнями.

— Рыбы надо? — крикнули с лодки.

— А какая у вас рыба? — спросил Лахов.

— Какая хочешь. Омуль. Сиг есть.

Ни омуля, ни сига Лахову было не поймать, и он заинтересованно привстал.

— Ну тогда, конечно, надо.

— А водка есть? Мы только на выпивку сменяем.

— Нет, — сказал Лахов и вспомнил пыльную бутылку вина на полке местного магазина.

— Ну тогда и разговоров нет. — Парень, как бы подразнивая, поднял на вытянутой руке большую рыбину и небрежно бросил ее на дно лодки.

— Может, за деньги продадите? — Лахову очень захотелось получить редкую рыбину.

— За деньги? — вдруг очнулся один из рыбаков, маленький и тщедушный, на особицу пьяный, с тусклым безумием в черных глазах, — Тебе деньги нужны? — В его голосе послышалась непонятная скандальная злоба. — Я могу дать. — Парень вывернул из кармана горсть мятых купюр, полез из лодки. — На? деньги, на?!

Крупный парень рывком осадил приятеля и, опершись веслом о дно, оттолкнул лодку от берега.

Лахов забрел в воду, остужая закипевшее раздражение, но раздражение не проходило, и он стоял в воде до тех пор, пока в ногах не появилась ноющая боль.

— Иди сюда, — позвала от костра Ксения.

На эти недолгие минуты дурного разговора с рыбаками Лахов, казалось, забыл о Ксении. Он не спеша вернулся к костру, сел, скрестив по-бурятски ноги, чуть настороженно посмотрел на Ксению.

— Не расстраивайся. Есть из-за чего расстраиваться.

— Да я и не расстраиваюсь. Просто неприятно. Как будто… — Лахов сжал пальцы, подыскивая нужное слово, — В общем, неприятно. А потом думал, что и ты…

— Я? А что я?

— Да вот подумал, что и ты будешь сердиться. Недовольство, которое они в тебе вызвали, перенесешь на меня.

— Почему? — искренне удивилась Ксения.

— А черт его знает, — откровенно и легко признался Лахов. — Так вот подумалось. По привычке.

Ксения долго и внимательно смотрела в лицо Лахова, улыбнулась одобрительно, погладила Лахова по руке.

— Ты только посмотри, какой день прекрасный. И вино прекрасное.

Лахов взял эмалированную кружку с вином, медленно поднес ее к губам, пил медленно, чувствуя, как пощипывает кончик языка, чувствуя, как влага омывает душу.

— Вот, говорят, души нет, — сказал Лахов, — Ну в прямом, если можно так сказать, в физическом смысле, нет. А что же тогда так болит и саднит внутри? Сердце? Сердце болит, но уже потом. А вначале душа. Где же она сидит, эта самая душа? И не здесь, — Лахов кружкой пристукнул себя по темени. — Не здесь. Голова иногда говорит одно, плюнуть на все велит, а душа слушать не хочет, мучается душа.

— Я думаю, ты не ждешь ответа? — спросила Ксения.

— Да нет, конечно, — засмеялся Лахов. — Вот на вольном воздухе на безделье потянуло, на разговоры. О душе даже вспомнил. А так-то ведь — некогда.

— Это верно. Нам всегда некогда. Даже жить некогда.

— Мне вот всегда, по крайней мере, последних лет двадцать, хотелось походить по земле босиком.

— Так за чем же дело стало? Ты ведь уже и так разут. Ходи.

— Я и хожу. Но мне хотелось далеко. К примеру, вон на ту сопку.

— И я хочу на ту сопку. Только придется обуться. Ты поранишь ноги.

— Так идем. Пока ходим, будет готов наш обед по рецепту пещерных жителей.

Это так они назвали свое варево — по рецепту пещерных жителей. Когда разгорелся костер и закипела вода в казанке, выяснилось, что мясо варить не с чем: ни картошки, ни капусты, ни крупы.

— Пещерные жители, — тут же нашлась Ксения, — добыв мяса, думаю, ели его без всего такого. Земледелием они занялись несколько позднее. А у нас ко всему есть, где-то я тут видела, лавровый лист и перец. И чтобы больше походить на пещерных жителей, сварим мясо все, какое мы добыли. Не думая о завтрашнем дне.

— Давай, — согласился Лахов. Ему нравилась та легкость, с которой Ксения выбиралась из мелких житейских проблем, которые для другой женщины могут иметь первостепенное значение. — Только учти: такое количество мяса за раз не одолеют и два монгольских цирика.

— Да вареное лучше сохранится. Смотри, какая жара.

Лахов поправил костер, прикинул, что огонь продержится никак не меньше получаса и что костер не наделает никакой беды, даже если поднимется ветер, и приглашающе посмотрел на Ксению.

— Так идем.

В чем они сидели на берегу — Лахов в плавках, а Ксения в двух узких полосках материи, изображающих пляжный ансамбль, — в том и пошли по горячей степи к недалекой каменистой сопке.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Аббатство Даунтон
Аббатство Даунтон

Телевизионный сериал «Аббатство Даунтон» приобрел заслуженную популярность благодаря продуманному сценарию, превосходной игре актеров, историческим костюмам и интерьерам, но главное — тщательно воссозданному духу эпохи начала XX века.Жизнь в Великобритании той эпохи была полна противоречий. Страна с успехом осваивала новые технологии, основанные на паре и электричестве, и в то же самое время большая часть трудоспособного населения работала не на производстве, а прислугой в частных домах. Женщин окружало благоговение, но при этом они были лишены гражданских прав. Бедняки умирали от голода, а аристократия не доживала до пятидесяти из-за слишком обильной и жирной пищи.О том, как эти и многие другие противоречия повседневной жизни англичан отразились в телесериале «Аббатство Даунтон», какие мастера кинематографа его создавали, какие актеры исполнили в нем главные роли, рассказывается в новой книге «Аббатство Даунтон. История гордости и предубеждений».

Елена Владимировна Первушина , Елена Первушина

Проза / Историческая проза
Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Историческая проза / Классическая проза ХX века