Ростов-папа. История преступности Юга России

В апреле 1900 года в самом большом в Ростове магазине мануфактурных товаров Дмитрия Переселенкова (на Соборном, напротив главного городского храма) были наконец задержаны две воровки, работающие по технологии «шопания». Опять же помог случай. 50-летняя Голда Хает и 27-летняя Злота Израилевич долго гоняли приказчика, но так ничего и не купили. При этом служащий Иван Шамардин обратил внимание, что Злота как-то странно пополнела. Он не поленился и выскочил за посетительницами на улицу, потребовав остановиться. Злоту подвел темперамент: она решила поднять хай на всю Московскую. И во время скандала, размахивая руками, выронила из-под дырявого затасканного «штульна» два куска шелковой материи общей стоимостью 339 рублей. Прямо под ноги подоспевшему на хай городовому.

«Дамы, не в кипиш!»

Как и во всей России, в Ростове широкой популярностью пользовался такой вид женского мошенничества, как хипес или, как его называли здесь, хипиш. Слово еврейского происхождения, разошедшееся по стране из Одессы-мамы и означающее на идише «скандал на почве адюльтера». Предположительно, от него произошло широко известное и поныне жаргонное слово «кипиш» — скандал, склока, дрязги.

Действовали мошенницы по такому сценарию. В спектакле участвовало несколько человек: женщина-хипишница (необязательно проститутка), ее сутенер (зухер), сводник (супник) и жертва (фраер). Хипишница могла быть сожительницей зухера или даже состоять с ним в законном браке. Так было безопаснее, если фраер захочет закатить реальный скандал и обратиться в полицию.

Супник искал жертву хипиша на вокзале, в театрах, в ресторациях, трактирах, кафешантанах, главным образом среди приезжих хорошо одетых немолодых мужчин, жаждущих недорогого кратковременного развлечения. Это было несложно, ибо целеустремленные и не стесненные в средствах господа экономили время, предпочитая более дорогое, но надежное времяпрепровождение в одном из заведений на ростовской улице красных фонарей. Те же, кто надеялся получить удовольствие с минимальными затратами, обращались к услугам девиц попроще.

Найдя подходящего кандидата, супник вел его в условленную квартиру, где сластолюбца ждала соблазнительная хипишница, играющая, в зависимости от возраста, одну из многочисленных ролей: курсистки, гимназистки, одинокой женщины, брошенной, вдовы, солдатки и т. п. В разгар страстного свидания, по оговоренному сигналу от хипишницы, в квартиру врывался разъяренный зухер в образе мужа-рогоносца, брата, отца или родственника и обрушивался с упреками на жену/сестру/дочь, угрожая фраеру. Для убедительности привлекали дворника, который был с ними в доле, а то и подставного городового, если ожидалась приличная сумма отступного. Аферисты могли в припадке ревности навешать оплеух и обоим «полюбовникам». Застигнутый врасплох клиент, обычно человек женатый, с положением в обществе, боясь огласки, уговаривал скандалистов замять хипиш. Он предлагал за это все, что было у него в кошельке. Облапошенный фраер оставался рад-радешенек, что его несбывшаяся шалость не предавалась огласке, и даже не думал обращаться в полицию. Хипишники же продолжали охоту, сменив квартиру.

Иногда опытная хипишница упрощала себе задачу. Работала только с супником, а порой даже одна, но тогда ловить она могла лишь подвыпившего клиента. Остальное было делом техники: фраер отходил ко сну, а хипишница, обчистив его карманы, прихватив кошелек, а то и золотые часы, растворялась в ростовской мгле.

От хипишницы требовался настоящий артистизм, и ей было не обойтись без помощи сообразительного подельника. Для этого снималась квартира из нескольких смежных комнат. Одна из них, отведенная под будуар, обставлялась многочисленными ширмами, которые закрывали от фраера дверь в смежную комнату.

Основное время охоты — с 12 пополудни до 5–6 часов вечера, когда уважаемая публика и обычные городские саврасы фланируют по бульварам и сиживают в увеселительных заведениях. Хипишница искала будущую жертву в синематографе, театрах, местах, где собирается приличная публика, наметанным глазом выискивала сластолюбивые глазки любителя запретного плода и пускала в ход свой арсенал обольщения. При этом она представлялась романтической натурой, полной возвышенных мечтаний, с трудом позволяющей себя соблазнить. Это только разжигало страсть изнывающих от вожделения мужчин и притупляло бдительность.

Приведя подобного клиента к себе в будуар, хипишница, разыграв обязательное сопротивление, теряла голову и указывала фраеру на единственный стул, который, совершенно случайно, стоял за ширмой, прямо у двери в смежную комнату. Тот в спешке раздевался и прыгал на ложе любви. Дальнейшее зависело от вкусов хипишницы. Она могла подать условный сигнал, не доводя дело до близости, либо в процессе ее, либо уже после. Важно, чтобы подельник неслышно открыл дверь и утянул одежду фраера. Затем, что крайне важно, он вынимал из кошелька не более двух третей находящейся там суммы — жертва обязательно должна оставаться при деньгах. Чтобы не наделать глупостей.