Ротмистр Гордеев 2

— Господин штабс-ротмистр! — голос Софьи Александровны становится твёрдым как алмаз, — если вам дороги ваши солдаты, потрудитесь, пожалуйста, привезти мне всё, что здесь написано.

Я ухмыляюсь.

— Разрешите выполнять?

— Выполняйте!

Разворачиваюсь на каблуках в направлении дверей.

— Хотя нет, постойте…

— Слушаюсь! — возвращаюсь в исходное положение.

— Вот тут пузырёк, в нём таблетки от простуды. Принимайте три раза в день после еды. Теперь можете идти!

Забираю пилюли и с облегчением покидаю медпункт. Оказавшись на улице, тут же перехожу на быстрый шаг — не хватало, чтобы догнали и вручили ещё пару таких списков.

Судя по всему, за Софьей Александровной не заржавеет.

Наступает время отбоя, а до моего уха доносится бренчание гитары. Так… дело дошло до серенад.

Одеваюсь, выхожу из тёплого прогретого помещения на холод.

Трубецкой в лихо заломленной фуражке и расстёгнутом кителе бренчит на гитаре, сидя перед костром. Вид у него возвышенно-романтический.

Завидев меня, вскакивает, застёгивается и опускает гитару, приставив к ноге как винтовку.

Отсюда до медпункта рукой подать. Софья Александровна хоть и не вышла на улицу, наверняка всё слышит.

— Что исполняете, корнет?

— Романс, господин штабс-ротмистр.

— У цыган в ресторане подслушали?

— Никак нет. Это из репертуара госпожи Вяльцевой. Она пела их у нас в доме. Я запомнил…

Фамилия артистки ничего мне не говорит, но раз Трубецкой произносит её чуть ли не с благоговением — видать, звезда не из последних.

Показываю на гитару.

— Позволите?

— Конечно, господин штабс-ротмистр.

Упс, на гитаре семь струн вместо привычных шести… Засада.

Но пальцы сами начинают бегать по грифу и брать нужный аккорд. Кое-что могём! Ну то есть — могем.

Исполняю вольную интерпретацию детского хита «Спят усталые игрушки», потом возвращаю инструмент Трубецкому.

— Ложитесь отдыхать, корнет. Кто знает, что ждёт нас в завтрашний день!

Снова иду к себе, ложусь на кровать и закрываю глаза.

В той жизни, кроме мамы, у меня не было той женщины, которую я бы действительно любил. Может, хоть в этом мире повезёт больше?

Глава 21

Утро проходит как обычно: зарядка, завтрак, построение, постановка задач на день, распределение нарядов и караулов. Покончив с рутиной, ставлю задачи Цирусу — пока меня не будет, ему придётся рулить эскадроном.

— Я вернусь вечером, во сколько точно — не знаю. Надеюсь, до отбоя. Справитесь?

— Справлюсь, господин штабс-ротмистр.

— Отлично. И да, чуть не забыл — вчера возле медпункта наблюдался аншлаг.

Цирус не может сдержать улыбку.

— Ничего смешного, поручик!

— Виноват!

— Все мы виноваты. Значит так: пока эскадрон не превратился в инвалидную команду, отдайте распоряжение всем командирам взводов: отпускать нижних чинов к фельдшеру только в самых крайних случаях.

— В каких именно?

— Например, если убьют.

Поручик понимающе кивает.

— Ясно. Я распоряжусь.

Остальные поручения — обычная мелочёвка, что и как нужно делать — Цирус знает не хуже меня.

Иду готовиться к поездке в город.

На пути попадается берегиня. Беру под козырёк.

— Доброе утро, Софья Александровна.

— Здравствуйте, Николя!

Многозначительно хмыкаю.

— Простите, господин штабс-ротмистр, — поправляется она.

Хоть мы и вроде как знакомые с детства — панибратство в армии необходимо душить на корню. Это вчера я дал вольноопределяющейся некоторые послабления, а с сего дня начинается нормальная повседневная армейская жизнь. Иначе никак.

— Софья Александровна, скажите — почему вас не было на утреннем построении эскадрона?

Она недоумённо машет большими, похожими на крылья бабочки, ресницами.

— А что — это обязательно?

— Разумеется, — вздыхаю я. — На вас форма и погоны, теперь вы подчиняетесь тем же правилам, что и остальные военнослужащие. Поэтому прошу вас обязательно присутствовать на утреннем разводе и вечерней поверке. Конечно, если в этот момент вы не будете заняты какой-нибудь операцией…

— Вы такой строгий, Ник… господин штабс-ротмистр. Никогда не видела вас таким прежде…

— Ну так как, Софья Александровна?

— А разве у меня есть выбор?

— Выбора у вас нет, — сообщаю я.

Она немного мнётся, хочет задать какой-то вопрос. Я не собираюсь требовать от неё выполнения всех требований устава и обращаться ко мне по форме.

— Что-то хотели спросить?

— Да. Вы хотели вчера поговорить со мной вечером о вашей семье.

— Планы изменились. У вас было слишком много пациентов, вы наверняка устали, и я не захотел лишний раз вас тревожить. Мы ещё обязательно с вами поговорим, а пока, — виновато развожу руками, — вынужден с вами проститься…

— Едете в город?

— Да.

— Тогда, может, возьмёте меня с собой?

— А вы успеете собраться за пятнадцать минут?

— Да-да, конечно! — не дожидаясь моего разрешения, она убегает.

Многозначительно гляжу ей в след. Будь на её месте кто-то другой, сидеть бы голубчику на гауптической вахте…

Конечно, в отведённые ей четверть часа Софья Александровна не вписалась, да я и не особо на это надеялся. Женщины есть женщины. Против природы не попрёшь.

Вместе едем верхом.