Ротмистр Империи

Дополнительно масла в огонь добавлял фактор частой стрельбы. По представлениям местных немцев, из-за леса по ним работало никак не меньше нескольких дивизионов. Более того – высокая крутизна траектории падения мин воспринималась ими как обстрел из гаубиц. А значит, что? Правильно. Это говорило о подходе крупных соединений. Потому что этого рода орудия в Русской Императорской армии придавались в качестве усиления на уровне армии или даже фронта. Слишком уж их было мало.

Так что паника стала стремительно прогрессировать, обретая самые причудливые формы. Оказаться на неготовых позициях перед паровым катком генеральной линии наступления приятного мало.

Возможно, немцам было бы легче все это перенести, если бы они знали подробности. Но, увы, ни минометы[60], ни мортиры в полевой войне в те годы не применялись. Только в осадных мероприятиях и противодействии им. Тем более что к позиционной фазе Первая Мировая война в этом варианте истории пока не перешла. А потому и развитие для подобного оружия не наступило. Более того, все, что имелось, отличалось очень невысокой скорострельностью и громоздкостью[61]. Так что о них никто и не подумал, ибо вздор и глупости.

Выполнив поставленную задачу, минометы замолчали. Наступила тишина. Далеко не абсолютная. Однако по сравнению с непрерывными взрывами – очень бьющая по ушам.

Максим, вжимаясь в бинокль, всматривался, пытаясь разглядеть обстановку. Дым от взрывов рассеялся. Люди начали шевелиться. Кто-то пополз к станковым пулеметам. Но те хорошо накрыло 90-мм минами. Все в вповалку лежат. Не скоро приведут в порядок.

Чуть-чуть поиграв желваками и подумав, ротмистр, оставаясь на своем импровизированном наблюдательном пункте, отдал короткий приказ. Его передали по цепочке. В воздух взвилось парно две красные ракеты. И семь бронеавтомобилей, взревев двигателями, двинулись вперед.

Выкатившись по шоссе из-за лесополосы, они развернулись широким строем и медленно направились к деморализованной немецкой пехоте. Прямо по полю. Да постреливая короткими очередями «в ту степь». За ними выкатились авто-САУ и, выйдя на дистанцию удара, дали четыре залпа 90-мм минами по второй линии пехотных позиций. А из лесополос, по флангам, показалась русская пехота. Ну, формально-то кавалерия. Однако немцы увидели спешенных людей, потому пехотой их и посчитали.

Разумеется, бойцы обоих линейных взводов шли не в полный рост, а, как и тогда – на показательных маневрах, то есть короткими перебежками. Да прикрывая друг друга, да постреливая.

И немцы побежали. Все, кто мог. Нет, конечно, по бронеавтомобилям они вдоволь настрелялись из винтовок. Стук такой стоял, словно кто-то в барабанщики пытался затесаться. Но все без толку. И так столько держались, показав удивительную стойкость под крайне губительным огнем.

Конечно, отступить смогли не все. Раненых после минометного обстрела хватало. А так как некоторые из них продолжали стрелять и после бегства, то бронеавтомобили, сблизившись, просто прошлись из пулеметов по позициям продольным огнем…

Выждав минут десять, ротмистр выпустил вперед разведывательный взвод, усиленный двумя бронеавтомобилями. А сам занялся подготовкой колонны к продолжению движения. Ну и прочими сопутствующими мероприятиями. Уничтожением орудий, загрузкой трофейных боеприпасов, сбором пистолетов и так далее. Патронов-то вон сколько пожгли.

Но главными для Максима оказались медико-санитарные мероприятия. Ведь несмотря на все старания и подавляющее огневое превосходство, у него все равно был один убитый и трое раненых.

Первый бой. Первый настоящий бой, а не добивание израненного противника там, у Варты, после авианалета. Он мог бы гордиться собой. Однако не хотел. Роммель пока из него получался так себе. Да, заслон был смят. Крупный, значимый заслон. Целый полк! Да при орудиях. Для эскадрона – это невероятный успех. Но все одно… начало рейда Меншикову нравилось все меньше и меньше. Ловля на живца оказалась не так легка, как он думал.

И тут до его уха донесся стрекот чего-то в небе. Прислушался. И побледнел.

«Неужели упустили?» – пронеслась у него в голове паническая мысль.

Радиосвязь в 1915 году использовалась на суше только при штабах фронтов, армий и корпусов. Однако те громоздкие, искровые установки не только отличались изрядной прожорливостью по электричеству, но и вели себя крайне капризно. В них вечно что-то выходило из строя при перевозке, и каждый раз на новом месте требовалось немало повозиться, настраивая и налаживая их работу. Иной раз по два-три дня. Поэтому о мобильном применении радиостанций на суше не было и речи.

Из экстренных мер связи оставалась только голубиная почта и авиация. Но запуска голубей, сколько ни смотрели – не увидели. А вот самолет… он мог испортить всю малину и своевременно предупредить штаб армии, спровоцировав его бегство.

Но обошлось. Видимо, это был один из аэропланов, поднятый по тревоге и направленный прочесывать округу. Вот и решил заглянуть на огонек, привлеченный звуками боя.