Роузуотер

Я говорю себе, что никогда не вернусь сюда, но я и раньше это говорил, и вот он я. Никогда не знаешь, что жизнь швырнет тебе в лицо. Мы летим мимо утеса, от которого откалываются куски и падают на невидимую мне землю. Время от времени от Райана Миллера отделяются двойники, выцветшие версии его самого, которые отплывают в сторону, становясь непрозрачными, как ядовитые зубы новорожденной змеи. Нас окружают цвета, в основном лиловый и немножко желтого.

– Мы на месте, – говорит Миллер. – Твоя подруга.

Только это совсем не моя подруга. Это не Бола.

Мы приземляемся на свободно плавающий островок земли, покрытый асфальтом, с двумя телефонными столбами, между которыми как попало натянуты провода. Это кусок улицы. Я даже знаю какой. Миллер приземляется передо мной и раскидывает руки, словно приветствуя. В центре островка находится нечто, когда-то бывшее человеком. Это обожженная масса почти обугленной плоти в сидячем положении, со сдвинутыми ногами, череп ухмыляется, нижняя челюсть отвалилась. Бедренная кость торчит вверх, потому что отделилась от колена. Вокруг шеи трупа примерно десяток металлических колец. Стоит вонь, летают мухи, у меня мурашки бегут по коже.

– Ты знаешь, откуда взялись кольца? – спрашивает Райан Миллер.

– Когда кого-то сжигают живьем в покрышке, металлические кольца остаются после того, как сгорит резина.

– А знаешь, кто это?

– Нет.

– Это Фадеке.

Моя бывшая девушка, которую я обрек на смерть своим бегством.

– Нет.

– Да. Это интересно. До этого момента мне казалось, что ты не способен чувствовать вину.

– Я не виноват.

– Разве? Если бы ты не воровал деньги у родителей и соседей, была бы она мертва?

Я хочу заплакать, но у грифона, кажется, нет слезных протоков. Где-то глубоко внутри зреет желание напасть на Миллера. Я знаю, что он это чувствует, потому что смотрит на меня и говорит:

– Нет.

Потом снова взмывает в сиреневый взрыв, и меня засасывает следом. Тело Фадеке уменьшается до точки, но не та тяжесть, которую она оставила в моем сердце.

– Зачем вы это делаете? – спрашиваю я.

Он разворачивается в полете и смотрит на меня.

– Может быть, мне скучно, Кааро. А может быть, я твой Волшебный негр [38] в этом путешествии, хоть так вышло, что я белый. А может быть, я ищу причину тебя не убивать.

– Убить меня может оказаться не так легко, – говорю я. Беспечное заявление, но в эти минуты меня покидает свойственный мне страх боли.

– Мачо! Послушай, не думаю, что ты смог бы мне как-то навредить, даже до того как я оказался здесь. Я изучил множество боевых стилей. Барбадосский бой на палках, ушу у нескольких китайских монахов. И кстати о Китае, вот твоя подруга.

Передо мной стоит неизвестная мне китаянка, ее голова вывернута на сорок пять градусов. Может, реаниматка? Вокруг нее нет ничего, никакой улицы, никакого контекста. Ее глаза следят за мной и мигают с тревожной регулярностью.

– Это не моя подруга, – говорю я.

– О? Странно. Зачем тогда мы здесь? О, я знаю. Ее зовут Чжан Ван. Ты украл ее деньги в Лагосе. Она села в такси и думала, что сможет заплатить. Она не смогла. Таксист вышвырнул ее в неблагополучном районе, она попала под грузовик и умерла.

– Я не…

– О, но ты это сделал, Кааро.

Так все и продолжается, он приводит меня к разным людям, одних я смутно помню, другие стерлись из памяти, но всем им я осознанно или неосознанно навредил. Я начинаю думать, что это похоже на ад. Ад Кааро, только вместо Вергилия у меня неудавшийся священник-психопат.

Мы оказываемся у копии могилы моего отца.

– Что мы здесь делаем? Это никак ни с чем не связано, – говорю я. Даже для меня это звучит фальшиво.

Райан Миллер неумолим. Он садится на надгробие.

– Слезь с него, – говорю я.

– Зачем притворяться, что тебе не все равно? – говорит он. – Ты не был на похоронах.

– Я был занят.

– Убивал повстанцев.

– Я никогда…

– Данные, которые ты добыл, привели к гибели повстанцев. Твой талант используют для убийства. Как в случае с твоим отцом.

– Мой отец умер естественной смертью.

– В шестьдесят два, от инсульта, вызванного твоими преступными выходками.

– Прекратите.

– Твоя мать тоже умрет, и это будет твоя вина. Весь твой род исчезнет.

– Зачем вы это делаете? Где ваша человеческая доброта?

– Во мне нет человеческого, Кааро. Я совокупность электрических импульсов и моноаминовых нейромедиаторов. Ты это знаешь. А может, я даже не это. Может, я у тебя в голове – олицетворение твоей вины. Может, это единственный путь к твоей цели.