Роузуотер

И я сразу же оказываюсь во внутреннем дворе оборонительной системы Болы, не уверенный в том, видел я Райана Миллера или нет, но все равно потрясенный. Я в храме, который, как я помню, был возведен из мышц и костей. Теперь это кошмар из разлагающейся плоти. При каждом шаге я проваливаюсь, и гной льется на мои лапы, орошая шерсть. Я решаю взлететь. Стены истекают слизью и сывороткой, на потолке проступает красная жидкость. Все дрожит и колеблется. Я блокирую невыносимый запах и лечу к алтарю, который едва можно узнать. Если Бола оставила мне послание, оно будет здесь, но мышечные волокна порвались, сползли и слиплись. Пол вокруг исцарапан. Костяной центр алтаря оголен. Когда-то прямоугольное сооружение не кажется разложившимся, как остальной храм. Дыры похожи на следы укусов, как будто его ели.

Нет, едят.

Я чувствую удар, отлетаю, вращаясь, и врезаюсь в стену с такой силой, что погружаюсь в мышцы и чувствую, как кости крушат меня. Боль совершенно исключительная, и я ощущаю напряжение, когда мое физическое тело в Роузуотере пытается проснуться. Мне удается сориентироваться, я взмахиваю крыльями, топорщу перья, чтобы казаться больше, делаю вдох и прислушиваюсь. Когти выскакивают автоматически, и я издаю пронзительный крик, который, надеюсь, звучит устрашающе.

Первая моя мысль: это какой-то робот. Несколько кубических метров злобы в форме гуманоида мужского пола, отливающего металлическим блеском, около двух с половиной метров ростом. При ближайшем рассмотрении он оказывается чем-то вроде железного голема, что одинаково невозможно, но мы в королевстве разума. Он станет таким, каким захочет воображение его хозяина. Размер тоже не имеет значения, поэтому я бросаюсь на него. Ударяю его в грудину всей тяжестью своей злости, вины, скорби и страха. Удар сотрясает его, и я продираюсь сквозь него, отламываю куски металла, прорываю дыру. Показываюсь с обратной стороны и слышу его нечеловеческие вопли.

Я взлетаю выше и обхватываю его шею хвостом. Не знаю, дышит ли симуляция, но человекоподобный образ может быть по-человечески уязвим. Металлические крошки усеивают мою шерсть и перья, плавясь и двигаясь, словно черви. Я вижу, как они проникают в меня, причиняя боль. Огромный конструкт опускается на колени, однако я начинаю снижаться, успеваю зацепиться хвостом, но он соскальзывает, и я ударяюсь о землю. Вмазываю ему по бедру и вырываю кусок металла, но это ничего не дает, а я чувствую, что силы меня покидают. Я словно покрыт злобными огненными муравьями, которые вгрызаются в меня и едят меня изнутри.

Я умру и даже не узнаю почему. Аминат найдет меня уже мертвым или в коме. После Болы это будет охренеть как трагично и несправедливо. Моя мать. Я хотел бы увидеть ее перед смертью, извиниться за папу и все остальное. Я убежал от своей семьи и своих обязанностей. Я не хочу умирать. Нет, не только это. Я хочу жить.

– Значит, будешь, – говорит голос Молары.

Она парит, ее крылья бьются быстрее, чем может уловить глаз, кровь хлещет из ее глаз, ушей, носа и рта, с шипением капает на металлического человека и плавит его. В моем сознании возникает ощущение боли, и металл вылетает из меня к своему источнику, но уже слишком поздно. Он сжался до грязной лужи, над которой испаряется остаточный ментальный след.

– Привет, Грифон, – говорит Молара.

Глава двадцатая. Лагос: 2056

Элегантным жестом Феми завершает разговор у окна, где она шептала в телефон, и возвращается к столу. Я не могу перестать пялиться на нее и уверен, что никогда не видел никого настолько же прекрасного, даже по телевизору.

– Мы пока не можем получить доступ к ресурсам, – говорит она. Маленькая вертикальная морщинка у нее между бровями.

– Почему?

– Что-то связанное с киборгами на ферме. Какого-то парня убили, но всех деталей я не знаю. Они еще сопоставляют данные, но это значит, что пока мы не можем добраться до Регины Огене.

– Ты обманываешь, когда говоришь, что не знаешь всех деталей, разве нет?

– Да. Я просто не могу тебе сказать.

– Можешь получить доступ к архивам отсюда? – спрашиваю я.

– К некоторым.

– Ты что-то скрыла из той подборки, что давала мне. Что конкретно сделала Велосипедистка, чтобы разозлить президента?

– Нам не положено знать, – говорит Феми. Она садится, берет мой бокал с коньяком и делает глоток, прежде чем отдать мне. На нем остается след ее помады.

– Но ты ведь сказала, что она какая-то анархистка. Это предполагает публичные акты, я не знаю, гражданского неповиновения, вандализма и чего-то в таком духе?

– Необязательно. Что ты знаешь об анархизме?

Я пожимаю плечами.

– Он неравнозначен хаосу. На самом деле это вариант социализма. Анархисты могут прибегать к насилию и беспорядкам, но не все.