Ровесники. Немцы и русские (сборник)

Мы услышали это слово впервые. Нам объясняли, что речь идет о старом дворце или старой крепости царских времени, который является символом Москвы. Большое удивление вызывали троллейбусы, которые вели в пригородах полные женщины в нижних рубашках. Вообще казалось, что есть только женщины и дети. Если мужчины и появлялись в поле зрения, то это были очень потрепанные немецкие военнопленные, исполнявшие тяжелую физическую работу на строительстве дороги, или колонны еще более оборванных, очевидно, русских мужчин и женщин, находившихся также под охраной. Папа умудрялся бросать сигареты из окна и кричать: «Привет с родины». Нам было неловко. Но военнопленные не реагировали. У них были, наверное, на это причины. Автобус еще несколько раз встретил рабочие группы на строительстве дороги. Они никогда не исчезнут в течение следующих месяцев и лет из картин нашей жизни, правда, это касается русских, а не немецких военнопленных. Как мы узнали, это были заключенные, покрывавшие страну огромными колоннами. Это были однозначно русские рабочие группы. Позже в Обнинском мы контактировали с этими бедными преследуемыми людьми.

Вопреки ожиданиям – папа сказал: «Скоро мы будем в отеле» – мы снова выехали из Москвы. Ко всему мы испытывали ужасную жажду и были голодны, и никто не заботился о нас. После еще более долгой поездки по невероятно залесенной местности и по скверным дорогам и мостам, не лежащим на уровне дорог, что вело к ужасным скачкам автобуса, мы достигли Подольска. Здесь сделали наконец перерыв для туалета. Впервые мы испытали, что здесь понимается под гигиеной. На маленьком холмике, полностью загаженном и затопленном мочой, находилась неописуемая уборная. Кажется, родители постепенно начали понимать, куда ведет поездка. Из трубопровода, который висел высоко над улицей, текла тонкая струя воды. Мы жадно пили, так как с раннего утра не было никакой жидкости. В Подольске улица раздвоилась. Слева дорога вела в Калугу и Тулу, справа в направлении юго-запада. Через несколько километров лес изменился. Мы прибыли на бывшую фронтовую территорию. Нам сказали, что немцы в 1941 году продвинулись досюда. Лес выглядел ужасно, так как у всех деревьев отсутствовали верхушки. Прямо-таки бесконечный лес был просто полностью сбрит на высоте пяти-шести метров. Призрачный вид, хотя уже начал подрастать подлесок. Здесь якобы водятся волки. После нескольких часов утомительной поездки наша маленькая группа доехала до крохотного вокзала.

Мы покинули главную улицу и проехали высокую, будто перевернутую водонапорную башню – снаружи она была обшита спирально досками – и прибыли к забору с колючей проволокой с открытыми громыхающими воротами и въехали на территорию, на которой стоял в одиночестве многоэтажный дом, который будет позже называться кратко «каменный дом». В его окрестности находились блочные дома, самый большой из которых мы и посетили сначала. Тут уж мама начала громко и с плачем жаловаться. Она не перестанет это делать все последующие годы – ежедневно, длительно и изнуряюще. Мы выбрали в «каменном доме» квартиру на первом этаже справа. Нас раздражали сначала двери без замков. У них была только защелка. Кроме стола, нескольких стульев, цилиндрической железной печи и пяти кроватей в помещении ничего не было. Еще была унылая маленькая ванная комната с чугунной ванной, унитазом и печкой. На кроватях лежали тонкие, синеватые покрывала из неопределенного, странно и незабываемо пахнущего материала и несколько белых полотенец невиданной вафельной структуры. Жалобы матери перешли в вой. Куда пропала Тунтун и где размещалась, не помню. Гораздо важнее было, что нас наконец позвали ужинать. Мы пошли в один из больших блочных домов, где находился ресторан, называемый «столовой». Здесь мы встретили других немцев, которые прибыли за несколько дней до нас. Среди них нашего возраста девочка с длинными толстыми косами коричневого цвета, иссиня-черными глазами, от которых я не мог отвести взгляд. Это была Бербель, одна из пяти детей семьи Позе. От ужина у меня осталось лишь воспоминание, что это было вкусно, много и незнакомо. И я вспоминаю чай, который подавался в темных чашках без ручек с большими сгустками сладкой массы. Однако настроение было подавленным.

Папа, Хайнц Вадевиц, часовые

Очевидно, что никто из взрослых не знал точно, что ждет их с семьями. О работе и школе в настоящее время не может быть и речи, заявил Хайнц Позе. Вода из крана – это дефицит, электричество поставляет громыхающий дизель и то лишь в редкие часы. Хотя еще был конец августа, но ожидалась ранняя зима. Отправленные из Германии вещи не прибыли до сих пор. Тунтун сначала радовалась лежавшим повсюду окуркам сигарет. В Роннебурге было важным заданием собирать окурки, чтобы изготовить из них сигареты. Мы все участвовали в сборах. Здесь, однако, окурки оказались пустыми гильзами докуренных папирос.