Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 2

Неслыханная дерзость — отказ отряду в лошадях, в двенадцати верстах от будущего боя… Насмешка обнаглевших мужиков.

Он шумно ворвался на сборню.

Солдаты вскочили с мест. У печки, сгорбись, стоял седой длиннобородый мужик и плакал.

— Он староста? — свирепо рявкнул Орешкин.

Мужик испуганно повернулся.

— Ваше… благородие… — залепетал он и, непривычные, такие жуткие, катились слезы по морщинистому, коричневому лицу… — шестьдесят лет ведь… а меня, как мальчонку… Ваше благородие, нет у нас больше коней…

— Пороть его, мерзавца, — затрясся Орешкин, — до смерти пороть!

Стоявший солдат дико, с боку покосился на офицера.

Фельдфебель — во фрунт, под козырек, подбородок прыгает:

— Ваше высокородие… Так что рядовой Еремин… По приказанию повели его наказывать… оказал сопротивление, ранил тесаком ефрейтора Калину…

— Где он?

— У крыльца, ваше высокородие… привели…

С ругательством Орешкин выскочил из сборни. Почти совсем рассвело.

По сторонам столпились группами примолкшие солдаты.

В кучке людей, среди офицеров — высокий без шапки — Еремин.

Не торопясь Орешкин отстегнул кобур, не торопясь достал наган и, поднимая револьвер, не торопясь пошел к Еремину.

Державшие его раздались, и он стоял один и пристально ловил глаза Орешкина, как будто бы стараясь прочитать, предупредить.

Дышал прерывисто распухшими губами.

Тяжелое, нависшее молчание.

Резко хлопнул выстрел.

Пробитый череп брызнул кровью и опрокинулся застреленный Еремин.

Неистовая ярость сразу пала. И дрогнула трусливенькая струнка.

— Что наделал?

Теряя уверенность, украдкой взглянул убийца на солдат и так же, как минуту тому назад Еремин, сперва не понял.

Вернее — не поверил.

Но этот?.. Этот?.. Что он хочет делать?..

* * *

— Хороший человек… свой. Вот бы больше таких… Звать-то как?

— Эх, забыл, забыл… Благодарствуйте, я ем.

— Вы ничего не едите, дорогой. Не волнуйтесь, все сойдет хорошо. Ежели что, вы спокойнехонько за ширму и… там сидите.

Утро. Номер. Чемодан желтый, свеженький — дорогой. По стенам обои в клеточку. Видел такие где-то. Только забыл. Все забыл. Еще чаю? Разве ему до чая? Точно смеется. Верю, верю… Где же видано, чтобы пили чай, читали письма и на него, Архипова, который убил, понимаешь, убил сыщика, смотрели так обыкновенно, как на зашедшего приятеля, когда весь дом, вся улица, должно быть, целый город стоном стонет? И бегают, бегают с высунутыми языками, ищут, ловят?

А этот — Решетилов, сидит тут за одним столом и… хлеб маслом мажет. Нет, уже знает, коли так себя держит. Выручит. Никто не сможет, а он сумеет…

Стукнули в дверь — холодным пальцем в сердце ткнули.

Так и вскочили ноги.

Решетилов только головой качнул: в чем дело? Ничего же не случилось? Тихо отставил стул. На цыпочках, весь согнулся — за ширмы.

Сел, кровать скрипнула.

— Ой, чего же он не отворяет-то?.. Подумают ведь…

К щелке примостился, шею вытянул.

— Обождите, — громко, небрежно отозвался Решетилов, и видно, как пиджак надевает, соринку какую-то еще стряхивает…

— Э-эх, милый человек… Даже засмеялся внутри себя. Бормочут… не слышно. Мотнулся взглядом на окно.

Не то снег идет, не то — чорт его знает что… Зазвенели шпоры в комнате. Пропадаешь, Архипов? А?

— Поручик, чаю? Да бросьте церемониться. Я вам сейчас письмо достану…

Батюшки, начальник милиции!

Отдернулся от щелки. В глазах пустяшный, медненький гвоздок, забитый в ширму.

Выдал?

И злоба, и холод, и какое то успокоение…

Голос Решетилова веселый, звучный. А тот растягивает, точно немец.

— Мне, видите ли, в срочном порядке нужна поставка партии саней. Сами понимаете, — в чужом городе, как в лесу. Управляющий губернии, большой мой друг, был так любезен и указал на вас. Дайте только характеристику людей… ну, с точки зрения сохранения казенных денег… Вы понимаете?

— О, я… чем могу… Управляющий губернии тут пишет Шуман, сделай…

— Располагайте…

Смеется нехорошо, холодно.

Решетилов тоже смеется. Отвечает:

— Мне нужно одно: чтобы не до бесчувствия крали…

Обвел немца, ей богу обвел… Ишь ты, нечисть, выговаривает как…

— Городской голова? Воздержусь. Сергей Павлович, от аттестации…

Ловко! Даже в ширму посмотрел: оба смеются, руки жмут.

— Куда вы торопитесь?

Чорт, еще сидеть оставляет. А обо мне?

— С этим убийством вожусь. Не спал всю ночь. Преступник в городе. Найдем, найдем… И, как полагается, его вздернут… Для порядка… Имею честь… — спохватился: — Простите… Позвольте как-нибудь зайти? Вы дружны с управляющим губернией и… мне хотелось бы поговорить…

— Конечно, очень рад. Я буду ждать вас, поручик… Вы… как будто не такой, как остальные?

Засмеялся немец.

Хоть деревянно засмеялся, а как-то от души. Ушел.

Ох, жизнь ты, жизнь…

— Что, дядя, цел?

Вскочил:

— Ну… Сергей Павлович… спасибо. Поучил ты меня смелым быть… Уж приведется… отплачу…

Веселый, по плечу хлопает.

— Ладно, ладно, борода. Отплачу! Ты вот им заплати, которые тебя с собаками ищут. А мы свои люди — сочтемся. Язви его, мороз какой… А ведь сейчас тебя на станцию повезу. Одевай-ка доху. Мой подрядчик, чувствуешь?

* * *