Тут-то, наконец, главная работа переходит к практикам формальной школы, а именно: к «лефам». Им было отпущено в аренду огромное невспаханное поле практической деятельности «под литературную выделку пролетарского писателя». Не позаботившись предварительно приобрести для своих питомцев литературную грамматику (для себя они ее приобрели), они начали обучать их литературному синтаксису. Они в стихах приступили к расстрелу Пушкина и этим как бы хотели расстрелять все литературное прошлое, все культурное наследство его, доставшееся русскому пролетариату ценой крови, ценой величайших жертв, какие только знал и еще узнает мир… И где это было сказано, что социальная революция ограничит свои завоевания исключительно материальными возможностями! Они впали в роковую ошибку, которая столетиями являлась страшным призраком для культурных умов Европы. Лучшие и культурнейшие умы в искусстве последнего века были убеждены в том, что социальная революция станет для господствующего класса не только похитителем его материальных благ, но и страшным палачом духовной культуры человечества… Какое горькое разочарование!
Итак, практические деятели формальной школы взяли на себя «выделку» пролетарского писателя при идеологическом руководстве со стороны Пролеткульта. Идеи Пролеткульта снова начали переходить из состояния некоторого бесчувствия к состоянию мимолетного чувства. Шумное дыхание «Горна» начало снова вдохновлять поколение литературных маниаков. Никогда еще русская литература не видела такого обилия случайного творчества. Революция всколыхнула дно социального моря, и шумная поверхность его запестрела литературными сборниками, альманахами, журналами, единственное достоинство которых состояло в удручающем однообразии. Кто же заполнял эти бесчисленные страницы новоявленных творений? Сколько их было? Дать хотя бы приблизительную цифру этих имен плюс здравствующих поныне — едва ли представляется возможным, ибо число это влачит за собой жестокий хвост нулей, безразличных ко всему, а тем более к литературе!
Чем можно об'яснить себе столь необычайную тягу к литературному творчеству? Известно, что эпохи больших социальных преображений порождали не менее крупные культурные движения, а они в свою очередь — литературное паломничество. Для примера приведу несколько цитат из Белинского, человека «путанного», но к эстетическим взглядам которого так мало прибавлено, что может быть эти выписки нам скажут нечто большее, чем можно было бы ждать от исторической справки. Во всяком случае, полагаю, что пролеткультовцы отнесутся менее строго к нему, нежели товарищи формалисты. Цитирую дословно:
«Пушкинский период отличается необыкновенным множеством стихотворцев-поэтов, это решительно период стихотворства, превратившегося в совершенную манию.
Не говоря уже о стихотворцах бездарных, авторах „киргизских“, „московских“ и других „пленников“, авторах „Бельских“ и других „Евгениев“ под разными именами, сколько людей, если не с талантом, то с удивительною способностью, если не к поэзии, то к стихотворству. Стихами и отрывками из поэм было наводнено многочисленное поколение журналов и альманахов, опытами в стихах были наводнены книжные лавки»… (стр. 66).
Еще: