Читаем Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 6 полностью

— Ты, ты… ты, брат, помалкивай, — заикнулся от внезапной ярости Илюха, — каркай больше, ворона проклятая! — Он повернулся ко мне, в потемневших глазах его медленно остывала обида. — Вот, понимаешь, до чего хорошо все шло, — продолжал он, — я рад и она рада. И поди ты: приходит письмо от сестры от ее — зовет Таньку в город, на красноармейские фабрики работать, шинели шить. Ей и ехать охота, и ребенка бросить нельзя… А тут, понимаешь, матка танькина и давай ее научать, чтобы ехала она, Никитку ей оставила, а с меня — алименты. Ах, мать-перемать!.. Плакала Танька моя, ей-богу, плакала, а поехала все-таки… Дали мы друг дружке разводную и назначили мне шесть рублей платить в месяц. Шесть!.. Да разве хозяйство крестьянское выдержит столько? Отец так прямо и сказал — вали, говорит, откуда хочешь доставай, я теще твоей не работник. Ну и приходится ехать, на алимент зарабатывать…

— А я тебе что говорю? Не плати! — снова послышалось сверху.

Я ждал, что Илюха снова грянет отборнейшей бранью. Но он, понуро опустив свою красивую голову, уставился потемневшими детскими глазами своими на худые головки сапог и ответил чуть слышно:

— Не плати… Никитку-то жалко небось.

7. ДУДОЧКА

Аборты, еще недавно почти не встречавшиеся в деревнях, сейчас врастают в быт, становятся простым, заурядным явлением. Вопрос об этом даже специально дебатировался на нашем волостном съезде советов, причем в учащении абортов обвиняли врача. Между тем аборт в больничной обстановке — несказанное счастье по сравнению с теми ужасными операциями, что проделывают бабки или просто досужие приятельницы. Скольких женщин привозят ежемесячно в больницу уже с заражениями, с кровотечениями, изуродованных на всю жизнь. А на какие только, самые дикие и нелепые, ухищрения не пускаются они, чтобы оборвать беременность!..

Вот рассказ нашей акушерки, почти дословный.

«Приходит ко мне женщина одна, молоденькая, жена хуторянина.

— Здравствуй, — говорит, — Анна Михайловна. Поди-ка сюда на минутку.

Было это утром, перед приемом, я дрова колола.

— Зачем? — спрашиваю.

— Нужно.

— Зачем?

Не говорит.

— Ну, коли так, ступай в амбулаторию, доктору скажешь.

— Не могу я к доктору итти, — отвечает она, — дудочка у меня.

Я подумала, что ей клизму поставили, и повторяю еще раз:

— Ступай, ступай, в больнице все скажешь.

Ушла она. Минут через двадцать иду и я… И что же? Она уже на столе в операционной лежит, а кровь из нее так и хлещет… Оказывается, ее портниха какая-то ленинградская научила ввести в матку резиновую кишку, чтобы кровотечение вызвать. Чуть было кровью не изошла, у ней все белье, вся юбка насквозь промокли от крови».

8. ЧЕГО КОБЫЛА ПРОСИТ?

Молодые, совсем недавно поженившиеся, едут в заговенье кататься.

Она — сирота, робкая и покорная, с нежным, бледным лицом и испуганными глазами; ее выдали без приданого, почти насильно. Он — гладко обритый с шершавым, малиновым, обветренным лицом, под хмельком, посолдатски пропахший махоркой и ваксой. С ними едет свекровь, добрая старушка в салопе, сшитом еще при царе Александре III.

По дороге, среди поля, норовистая рыженькая кобыленка начинает дурить — делает вид, что испугалась и, упираясь, садясь на задние ноги, отказывается двигаться вперед.

Муж сначала долго, сосредоточенно стегает лошадь кнутом, а когда это не помогает — переводит свои пьяные белесые глаза на жену:

— Машка! — кричит он, — чего кобыла просит?

Жена испуганно молчит. Свекровь тихо, умоляюще шепчет ей:

— Машенька, он всегда эдак… Машенька, доченька, ступай, поклонись кобыле в ноги.

И Машенька молча вылезает из саней. Она, неумело протаскивая по целику ноги в новеньких полусапожках, обходит упряжку, снова выбирается на дорогу и опускается на колени… В покорных глазах ее безнадежные слезы.

9. СЕМЬ РУБЛЕЙ

Это было в читальне. Два парня (оба женились нынешней зимой) заспорили, у кого послушней жена. Один говорит:

— У меня!

— Нет у меня, — отвечает второй.

— Моя послушней.

— Нет моя!

— Я, — говорит первый, — со своей женой при всех чего хошь сделаю.

— И я, — отвечает второй, — тоже.

Слово за слово — поспорили на семь рублей, отдали деньги кому-то из присутствовавших и послали мальченку за женами. Жены послушались, пришли. Библиотекарь протестует, шумит, а всем остальным просто любопытно, что же из всего этого выйдет?

— Ложись, раздевайся, — говорит первый.

— Что?

— Ложись.

Жена сначала не поняла, а потом, как сообразила, только ахнула, багровая, едва сдерживая слезы, побежала прочь.

— Что, брат, попался? — хохочут все над неудачником.

А второй, как ни в чем не бывало, подзывает свою жену.

— Ложись, — говорит, — ты. Я, — говорит, — на семь рублей заспорил, что ты послушней. Все равно пропадать.

Жена подумала, подумала и стало ей жалко денег. Семь рублей ведь!.. Послушалась она своего мужа, только зажмурилась покрепче, чтоб не видеть тех, что с любопытством смотрели на нее… А потом взяла заработанные рубли — и пошла себе.

Всю эту компанию, и спорщиков и любопытных, привлекли к суду. Суд будет показательный, с разбором дела на месте преступления, в той же самой читальне.

10. БАБЫ ПРИДУМАЛИ

Перейти на страницу:

Все книги серии Перевал

Похожие книги

Золотая цепь
Золотая цепь

Корделия Карстэйрс – Сумеречный Охотник, она с детства сражается с демонами. Когда ее отца обвиняют в ужасном преступлении, Корделия и ее брат отправляются в Лондон в надежде предотвратить катастрофу, которая грозит их семье. Вскоре Корделия встречает Джеймса и Люси Эрондейл и вместе с ними погружается в мир сверкающих бальных залов, тайных свиданий, знакомится с вампирами и колдунами. И скрывает свои чувства к Джеймсу. Однако новая жизнь Корделии рушится, когда происходит серия чудовищных нападений демонов на Лондон. Эти монстры не похожи на тех, с которыми Сумеречные Охотники боролись раньше – их не пугает дневной свет, и кажется, что их невозможно убить. Лондон закрывают на карантин…

Александр Степанович Грин , Ваан Сукиасович Терьян , Кассандра Клэр

Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Поэзия / Русская классическая проза