Роза

В своем интервью де Брёйкере говорит, что лошадиные тела, человеческая кожа и стволы деревьев состоят из одного материала и символизируют для нее смерть. Возможно, я неправильно поняла ее слова, потому что плохо воспринимаю английский на слух. Но мне хочется верить, что я понимаю ее поверх языка. Понимаю ее, смотря на ее работы. Мне бы хотелось, чтобы, читая мой текст, люди чувствовали то же самое, что чувствую я, разглядывая ее скульптуры из розового воска. Она делает слепки с поверженных бурей стволов деревьев и обматывает их мягкой состаренной тканью, похожей на застиранные портянки. Я тоже делаю слепки со своей жизни и бережно укрываю их текстом. Де Брёйкере говорит: I want to show how helpless a body can be. Which is nothing you have to be afraid of – it can be something beautiful.

Я смотрела видео, в котором она показывает процесс подготовки серии работ из старых одеял. В саду у своей мастерской она раскладывает шерстяные и стеганые одеяла, позволяя почве, дождю и микроорганизмам завладеть тканью. Одеяла лежат под дождем, на них падают спелые яблоки и гниют на ткани. Постепенно одеяла становятся частью почвы, на них появляются, как она сама говорит, раны. Де Брёйкере утверждает: эти раны ничем не отличаются от ран на теле человека. Наши ткани истончаются, стареют и угасают, потому что на нас влияет наша жизнь. Для де Брёйкере раны на одеялах – метафоры прорех в заботе о человеке. На фотографиях в ее мастерской я вижу беженцев, обернутых в одеяла, и фрагменты репродукций дорогих тканей с парадных портретов. Покрывало – древняя вещь, в ней мы ищем покоя и заботы, покрывала люди берут с собой, чтобы сохранить тепло в бомбоубежищах. Сквозь раны в одеялах, говорит она, ускользают самые уязвимые люди, и тогда они, лишенные заботы, встречаются с холодом, голодом и смертью.

Меня завораживает ее щедрость по отношению к природе, де Брёйкере берет природу в компаньоны, и та отвечает художнице на своем языке. Она проедает чистую ткань и оставляет пятна плесени на ворсе шерстяных одеял.

* * *

Иногда ночью я просыпаюсь от тревожного сердцебиения и не могу понять, кто я и где нахожусь. Несколько минут я лежу в темноте, рассматривая тюбики крема, футляр от берушей и серебристые блистеры около моей подушки. Медленно комната из черной становится синей и шум паники в моем теле гаснет. Я трогаю свой живот и голову, прикасаюсь к губам и говорю себе: это я, Оксана Васякина, проснулась в своей комнате, мне тридцать два года, родилась в городе Усть-Илимске Иркутской области. И добавляю: это все еще я, это по-прежнему я.

* * *

Иногда мне кажется, что в своем письме я могу показать нечто невидимое. Возможно, это глубокое заблуждение.

Я видела дрожащие острова бабочек-боярышниц. Они спаривались на влажном песке. Мутные источники питали приморский берег, и в июле бабочки слетались к намокшему песку. Их пронизанные черными жилками крылья трепетали. В неловком движении некоторые из них прилипали к песку, пыльца намокла, они бились в окружении своих братьев и сестер. Проезжающие мимо машины сбивали и давили их, оставляя на сером асфальте желтоватые пятна.

Люди, шедшие мимо, останавливались посмотреть на чудесный остров бабочек. Недавно я нашла видео, на котором мужчина в течение нескольких минут, восхищаясь скоплением боярышниц, проводит рукой по их крыльям. Встревоженные бабочки срываются с песка и улетают куда-то в сторону реки. На видео слышен тихий треск их крыльев. Некоторые из них дрожат, в неверном движении они погрузили крылья в ручей и остались там, еще живые, но уже ни на что не способные.

* * *

Однажды я проснулась в своей комнате и услышала странную возню. Я знала, чем пахнет возбуждение: заходя в комнату после того, как мать и ее любовник занимались сексом, я чувствовала этот запах. Этот запах ни с чем не спутаешь – он плотный и сладковатый, так пахнет кожа, когда между ног намокает и дыхание становится частым. В комнате не остается места для покоя, и невозможно думать ни о чем другом, кроме того, что здесь происходило несколько минут назад. Я проснулась от этого запаха и шороха одеял и услышала голоса: пока я спала, мать уложила Светлану и ее партнера на пол моей комнаты. Последний автобус уже ушел, и она оставила ночевать их в нашей квартире.