Один раз он остановился, услышав неторопливое, размеренное, как тиканье часов, потрескивание заброшенной деревянной крепи. Просаживалась кровля, но медленно. Именно поэтому шахтеры предпочитали деревянную крепь металлической: она предупреждала о надвигающейся опасности.
Дважды Блэар был вынужден огибать оставшиеся каменные опоры, а потом заново определяться с направлением своего дальнейшего продвижения. В одном месте ему пришлось проползти на животе, перебираясь через образовавшийся каменный завал, но дальше оказалось свободное пространство, тянущееся вплоть до того места, где находилась граница обрушения кровли, однако воздух в этом пространстве был скверный, и лампа Блэара начала шипеть. Он задом выбрался оттуда и двинулся вдоль линии обрушения к югу. Кровля у него над головой была влажной и поблескивала, как звездное небо. Блэару даже пришла в голову мысль, что в его передвижении под этим «небом» было нечто сродни мореплаванию, только путь приходилось прокладывать по подземной тверди.
Он с трудом обогнул торчавшие снизу плиты песчаника. Меньше всего ему хотелось сейчас свалиться в какую-нибудь пустоту или «карман» и остаться при этом без света.
Вдруг кто-то схватил его за ногу. Попытавшись высвободиться, Блэар услышал позади себя голос Бэтти:
— А вы шахтер, мистер Блэар.
— Был когда-то.
Блэар остановился и дал возможность Бэтти расположиться рядом. У смотрителя работ тоже имелась при себе лампа, однако единственное, на что хватало ее света, были сверкающие глаза Бэтти.
— Мне сказали, что придет человек от епископа. Хочет посмотреть шахту. Ну что ж, пожалуйста. Время от времени сюда заглядывают члены совета директоров. Но они обычно поворачивают назад, не углубившись в штольню и на сотню ярдов. Говорят: большое спасибо, хватит. Мы не так одеты, и нас ждут прочие заботы. А вы — совсем другое дело.
— Значит, я нарушил все правила? — поинтересовался Блэар.
— Больше вас в эту шахту никогда в жизни не пустят.
— Ну, это мы еще посмотрим.
Бэтти помолчал немного, потом приподнялся на локтях и сделал движение вперед.
— Черт бы все это побрал, — проворчал он. — Двигайте за мной.
Для человека внушительной комплекции Бэтти с легкостью угря огибал завалы или скользил через них, проползал стороной мимо торчащих камней и опасных пустот. Блэар напрягал все силы, чтобы не отставать и постоянно видеть перед собой металлические подковы клогов Бэтти. Но вот наконец продвижение Бэтти замедлилось, потом стало каким-то неуверенным.
— По-моему, здесь. Хотя тут все постоянно меняется. Я не могу…
Бэтти замолчал и остановился. Блэар подполз ближе и поставил свою лампу рядом с лампой Бэтти. В их сдвоенном свете он увидел отверстие — высотой примерно в ярд — между кровлей и рухнувшей породой, заложенное такими же каштанового цвета кирпичами, из каких построены все дома в Уигане. В общей сложности тут насчитывалось кирпичей сорок. Заделка была выполнена небрежно — а, может быть, правильнее сказать, в большой спешке.
— Вам не приходилось делать кирпичную замуровку сразу же после взрыва, мистер Блэар? — спросил Бэтти. — Никогда не знаешь, что тебя подстерегает по ту сторону стенки. Там может быть и рудничный газ, и угарный, и оба они вместе. Поэтому кладку ведут всегда по очереди. Делаешь вдох, задерживаешь дыхание, кладешь один кирпич, выскакиваешь оттуда, выдыхаешь. Следующий кирпич точно так же кладет кто-то другой. Тут этим занимались Джейксон и Смоллбоун. Каждый был обвязан вокруг пояса веревкой.
— В этом месте и произошел тот взрыв?
— Насколько мы поняли, где-то тут рядом. — Бэтти вытянул шею, силясь получше разглядеть нависавшую кровлю. — Должна скоро рухнуть. Надеюсь только, что не пока я здесь.
На каждом из кирпичей виднелись, подобно водяному знаку, оттиснутые слова: «Кирпичный завод Хэнни». Блэар уловил слабый болотный запах рудничного газа. Лампы вдруг вспыхнули ярче, и Блэар увидел, что слой раствора, скреплявший верхние кирпичи, весь растрескался — то ли от устроенного Смоллбоуном взрыва, то ли еще раньше. Глаза Бэтти широко раскрылись, лицо заблестело от пота.
Пламя в лампах заметно вытянулось и стало голубым. Сами фитили уже погасли, но внутрь предохранительной металлической сетки попало уже достаточно газа, и теперь он горел там, внутри, готовый в любой момент вспыхнуть и взорваться. В мозгу Блэара мгновенно пронеслись три мысли. Попытаться задуть лампы нельзя: пламя при этом обязательно вырвалось бы за пределы предохранительной сетки и от него вспыхнул бы рудничный газ вокруг. Просто сидеть и ждать было бессмысленно: пламя постепенно накаляло проволочную сетку, и она уже начинала светиться неровным оранжевым светом, как целая связка горящих бикфордовых шнуров. А третья мысль Блэара была: «Я и только я сам сделал все, приложил массу усилий, чтобы угробить себя».