Роза

Но поскольку пока еще он оставался жив, Блэар вспомнил, что метан легче воздуха. Он принялся быстро разгребать камни, породу и пыль у самого основания кирпичной стенки и довольно быстро углубился примерно на фут. Потом взял лампу за нижнюю часть и, стараясь держать ее так, чтобы пламя не вырвалось за пределы сетки, медленно опустил ее в открытое углубление, поставив по возможности вертикально, без наклона. Пока он все это проделывал, у него даже обгорели волосы на кисти руки. Бэтти все понял. С не меньшей осторожностью он проделал то же самое со своей лампой, и теперь обе они стояли рядышком в тесном углублении — два ярких голубых острия, увенчанные красными проволочными сетками.

Примерно с минуту оба язычка продолжали гореть как и прежде, потом задрожали и стали уменьшаться, причем снизу вверх, а не наоборот. Проволочные сетки тоже начали тускнеть: из ярко-красных они стали вначале золотистыми, а затем серыми. Первое пламя поглотило себя, как будто задохнувшись в клубе собственных копоти и дыма. Второе захлебнулось секундой позже, оставив Блэара и Бэтти в кромешной тьме.

— Ни одному джентльмену подобное и в голову бы не пришло, — проговорил Бэтти.

Только тут Блэар услышал, что Леверетт отчаянно выкрикивает его имя: он и думать забыл об управляющем. Шахтеры тоже окликали их. Блэар и Бэтти, не чувствуя собственных одеревеневших тел и будто плывя по черному мелководью, поползли на звуки их голосов.

Глава шестая

«Хэнни-холл» был едва различим за зелеными ветвями. Между торчащими корнями деревьев росли целые поляны фиалок. Их цвет показался Блэару насыщенным, как у полированных драгоценных камней, — у него всегда так менялось восприятие цвета после каждого спуска в шахту. У большинства шахтеров тоже возникали подобные ощущения, и иногда Блэару казалось даже благословением, что шахтеры спускаются в забой и поднимаются оттуда затемно, не испытывая дополнительных чувственных мук, вызванных обостренным ощущением и пониманием того, сколь же многого они, оказывается, лишены.

Блэар прошел неширокой, обрамленной тиссами аллеей, обогнул заросший лилиями пруд и вышел к оранжерее — павильону из стекла и железа, выстроенному в восточном стиле. Сделав лишь шаг, чтобы переступить порог, Блэар мгновенно оставил за дверью холодную Англию и оказался во влажном, душном мире пальм, манговых и хлебных деревьев. Цвели розовые гибискусы. С заросших мхом деревьев свешивались крапчатые орхидеи. Узкая дорожка, благоухающая цветами жасмина и апельсина, вела к садовому столику, за которым восседал епископ Хэнни; перед ним лежали газеты и стояла чашка кофе по-турецки. Одетый в легкую полотняную рубашку, Хэнни напоминал наместника, наслаждающегося прелестями колониального бытия. Вокруг него негромко и неназойливо кипела жизнь: садовники постукивали по горшкам, стараясь по звуку определить, не пересыхают ли корни папоротника, работники поливали растения из длинных, как ружья, опрыскивателей. Финиковые пальмы простерли над головой епископа широкие, как опахала, листья.

— Не хватает только летучих мышей, что живут в тропических садах, — заметил Блэар.

Хэнни посмотрел на Блэара долгим изучающим взглядом:

— Леверетт говорит, что вы с ним спускались в шахту. Он вернулся оттуда в таком виде, будто побывал в катастрофе. Я разрешил вам посетить шахту, а не устраивать в ней розыск. Чем, черт возьми, вы там занимались?

— Тем, для чего вы меня наняли.

— Я просил вас найти Джона Мэйпоула.

— Именно этим я и занимался.

— В шахте?

— Неужто вам не приходила в голову такая возможность? — спросил Блэар. — По странному стечению обстоятельств викарий исчезает в тот самый день, когда на вашей шахте погибают семьдесят шесть человек, и, на ваш взгляд, эти два события никак не связаны друг с другом? Тогда зачем же для розысков пропавшего вы нанимаете горного инженера? По-моему, вы совершенно ясно дали мне понять, откуда я должен начинать поиски: вот я туда и отправился.

На достаточном удалении от них мальчик опрыскивал банановую пальму. В пелене воды образовалась радуга; казалось, каждая капелька искрится, сверкает и переливается всеми мыслимыми цветами и оттенками.

— И что же, удалось вам найти Мэйпоула? — спросил Хэнни.

— Нет.

— Значит, Мэйпоул никогда не спускался в шахту?

— Этого я не могу утверждать. Бэтти, ваш смотритель работ, — хороший специалист, но он не в состоянии лично проверять каждого, кто спускается в клети вниз перед началом смены. К тому же лица всех этих людей постоянно черны.

— Все, кто там работает, выросли вместе. Они и в темноте друг друга узнают.

— Но там есть и временные рабочие, не местные, которых нанимают только на день, никто даже имен их не знает. Приезжие из Уэльса, Ирландии, откуда угодно. Они добираются до Уигана, находят где-нибудь койку и приглашаются искать работу. Мэйпоул ведь проповедовал им наверху, не спускаясь в шахту, верно?

— Он был истинный фанатик, — ответил Хэнни. — Хуже любого методиста.