Роза

И далее она распространяется о том, что сердце её умерло, что в воскресенье она была в церкви и намерена постоянно туда ходить и водить с собой девочек. Опять, значит, в религию ударилась, подумал я.

Я написал Розе несколько слов и сунул письмо в карман. Настал вечер, стемнело, и я отправился к ней с этим письмом.

Но я совсем не подумал, что главное – передать письмо. Стоя перед дверью Розы, я вообразил было, что ничто не мешает мне сунуть его в щель. И даже уж чуть не сунул, но тотчас опомнился и снова спрятал письмо в карман.

Так же глупо вёл я себя и на другой вечер. Я написал новое письмо, а старое сжёг. Что я писал? Глупости, глупости, скоро я начну охотиться, я люблю вас! Ах, я был ребёнок. Я всё сокращал, сокращал, сокращал. На третий вечер я написал просто – Роза! И этого мне показалось совершенно достаточно. Я запечатал письмо, спрятал у себя на груди и лёг спать.

Утром, когда я ещё лежу в постели, в дверь стучат. Баронесса. Она ничего не видит, не слышит, она стоит на пороге, в мантильке и шляпе. Значит, она уже совершила утреннюю прогулку.

– Вы говорили ведь, у вас есть друг? – спрашивает она.

– О… Прошу прощенья, я ещё не… сейчас я встану.

– Не беспокойтесь! Сколько ему лет?

– Моему другу? Он на три года старше меня.

– Напишите, чтоб он приехал. Как его имя?

– Мункен Вендт.

– Напишите ему.

Я с ужасом обнаруживаю, что письмо моё к Розе лежит на полу, я стараюсь поскорей выпроводить баронессу и обещаю написать Мункену Вендту.

– Сию же минуту, – сказал я, – вот только встану.

– А не могли бы вы вскинуть ружьё и выйти ему навстречу? – спросила она.

– Да! Это будет великолепно.

О, ничего, ничего тут не было великолепного, именно сейчас я ни за что не хотел удаляться от этого места, я к нему был как гвоздями прибит. Всего месяц какой-нибудь, и мне было бы легче, кто знает.

Баронесса спрашивает:

– Он студент?

– Да, Мункен Вендт студент.

– Так он может быть учителем Марты. Бенони тоже хочет нанять учителя, – говорит она и слегка кривит рот.

У меня обрывается сердце – Мункен Вендт в доме у Розы! Да он же… он же способен… он шальной, неуёмный, он просто чёрт!

Но разве мог я спорить с баронессой? Письмо моё лежало на полу, и было видно, кому оно адресовано. Но она, кажется, ничего не видела, не слышала, и я расхрабрился.

– Едва ли из Мункена Вендта выйдет учитель. Разрешите, вот я сейчас встану и…

– Я ухожу-ухожу, я сейчас уйду. Вы напишите письмо, Йенс-Детород отнесёт его, он ждёт внизу, он будет идти день и ночь. А потом вы сами отправитесь следом.

– Да, – сказал я.

– Встретите своего друга, приведёте сюда. А там видно будет. Он может у вас погостить.

– Да, спасибо, – сказал я.

Глаза у неё стали осмысленные, словно вдруг воротились издалека, она оглядела комнату.

– А, рисунок Алины! – сказала она, с улыбкой глядя на стену. Меня она по-прежнему не замечала. Наконец она спросила:

– Так вы сегодня и отправитесь?

– Да, тотчас же! – ответил я.

– Тогда до свиданья. Простите!

Она ушла.

Я вскочил и сжёг письмо, оделся и вышел. Было восемь часов. Баронесса ушла со двора. Мне нужно кое-куда зайти, известить, что я ухожу далеко, в леса, на север, но меня останавливает Йенс-Детород и спрашивает про письмо, которое ему велено отнесть. О, от этого сутулого длинноногого существа невозможно отделаться, он исполняет веление своей госпожи. Я вернулся с ним к себе в комнату и написал письмо. Хотел было написать покороче и похолоднее, но – к чему строить кислую мину? От судьбы никуда не денешься, Йенс-Детород, этот раб баронессы, всё равно приведёт сюда Мункена Вендта живым или мёртвым. Он не потерпит отказа точно так же, как не терпит он отказа, выпрашивая кости по чужим дворам.

Я пошёл к Розе и сказал:

– Ну вот, просто я ухожу. Я пришёл, чтобы вам это сказать.

– Когда? – спрашивает она. – Вы идёте на охоту?

– Да. Я иду за учителем для Марты. Он будет жить здесь у вас, с вами под одной крышей.

– Не пойму… Он сюда придёт?

– Я иду его встречать, чтобы он уж непременно пришёл. Ну, что же вы? Рады?

Роза улыбается, слушая мои загадочные речи. Я чувствую, что лицо у меня искажается, у меня делается ужасное лицо.

– Не пойму, – говорит она снова. – Это Бенони сказал?

– Это сказала баронесса. Для Марты. Домашний учитель. Здесь у вас. Изо дня в день у вас.

– Да, я теперь припоминаю, Бенони говорил насчёт учителя, – говорит Роза, чтобы показать свою осведомлённость. – Но вам-то зачем беспокоиться – и что это с вами?

– О, вы сами увидите, вы влюбитесь в этого учителя. Он старше меня, он совсем не то, что я. Вы в него влюбитесь.

Тут Роза громко смеётся, и мне обидно, что она так легкомысленна.

– Что тут смешного? – спрашиваю я.

Она отвечает серьёзно:

– Никогда! Никогда – ни в него, ни в кого другого!

Я уже открыл дверь, но тут я вернулся и крепко, горячо пожал ей руку.

– Ну, прощайте, прощайте. Счастливой вам охоты! – сказала она.

– Нет, просто я хотел вас поблагодарить, – сказал я. И я ушёл.

Роза пошла за мною, она испугалась, конечно, что подала мне надежду, ввела меня в заблуждение.

– За что вам меня благодарить? – спросила она.