Роза и Тис. Дочь есть дочь. Бремя любви. Рассказы

— Вы, конечно, правы. Сначала я не собирался здесь жить. Двоюродный дед оставил мне большое поместье. Выглядело оно неважно. Но постепенно выправилось и стало процветать. Интересно. Меня зовут Ричард Уайлдинг.

Ллевеллин знал это имя: путешественник, писатель, человек разнообразных интересов, широко образованный во многих областях — археология, антропология, энтомология. О сэре Ричарде Уайлдинге говорили, что нет предмета, которого бы он не знал, хотя он не претендовал на звание профессионала. Ко всем его достоинствам можно было добавить также скромность.

— Я о вас слышал, конечно, — сказал Ллевеллин. — И имел удовольствие прочесть некоторые ваши книги. Огромное удовольствие.

— А я, доктор Нокс, был на одном из ваших собраний, а именно в Олимпии[208] полтора года назад.

Ллевеллин удивился.

— Удивлены? — насмешливо спросил Уайлдинг.

— Честно говоря, да. Любопытно, зачем вы приходили?

— Честно говоря, чтобы посмеяться.

— Это меня не удивляет.

— К тому же не раздражает, как я вижу.

— А почему это должно меня раздражать?

— Ну, вы же человек, и вы верите в свою миссию — так я полагаю.

Ллевеллин слегка улыбнулся.

— Что ж, ваше предположение верно.

Уайлдинг некоторое время помолчал, а потом сказал с обезоруживающей искренностью:

— Знаете, это просто необыкновенно, что мы так вот встретились. После вашего собрания мне очень захотелось с вами познакомиться.

— Но ведь это было нетрудно сделать?

— В известном смысле да. Это входило в ваши обязанности! Но мне хотелось встретиться с вами совсем в другой обстановке — так чтобы вы могли послать меня к дьяволу, если бы пожелали.

Ллевеллин опять улыбнулся.

— Ну, теперь как раз такие условия. Я больше не имею никаких обязательств.

Уайлдинг проницательно посмотрел на него.

— Интересно, это по причине здоровья или мировоззрения?

— Я бы сказал, это вопрос предназначения.

— Гм… не слишком ясно.

Собеседник не отвечал.

Уайлдинг стал собирать рисовальные принадлежности.

— Давайте объясню, как я попал к вам в Олимпию. Поскольку я думаю, что вы не обидитесь на правду, ведь я не хочу вас обидеть. Я очень не любил — и сейчас не люблю — все эти собрания в Олимпии. Сказать вам не могу, как я не люблю массовые религиозные действа, управляемые через громкоговоритель. Это оскорбляет все мои чувства.

Он заметил, что Ллевеллин подавил усмешку.

— Вам кажется, что это смешно и слишком по-британски?

— О, я принимаю это как возможную точку зрения.

— Итак, я пошел посмеяться, как я уже сказал. Я подозревал, что буду оскорблен в лучших чувствах.

— А потом вы благословили это событие?

Вопрос был задан скорее в шутку, чем всерьез.

— Нет. Мои главные позиции не изменились. Мне не нравится, что Бога водрузили на коммерческий пьедестал.

— Даже коммерчески мыслящие люди в коммерческий век? Разве мы все приносим Богу плоды соответственно сезону?[209]

— Да, это так. Но меня поразило то, чего я совсем не ожидал, — ваша несомненная искренность.

Ллевеллин изумился.

— По-моему, это само собой разумеется.

— Теперь, когда я вас встретил, — да. Но ведь это могла быть и профессия, и только — уютная, хорошо оплачиваемая. У кого-то профессия — политика, почему же не сделать своим ремеслом религию? У вас есть ораторские способности, безусловно есть, и вы могли бы добиться успеха, если бы сумели хорошо себя преподнести. Или если бы вас преподнесли. Я полагаю, второе?

Это был даже не вопрос. Ллевеллин серьезно согласился:

— Да, меня вывели на широкую дорогу.

— Денег не жалели?

— Не жалели.

— Это, знаете ли, меня интригует. После того как я видел вас и слышал. Как вы могли с этим примириться?

Он перекинул ремень складного мольберта через плечо.

— Не зайдете ли как-нибудь ко мне на ужин? Мне будет очень интересно с вами поговорить. Мой дом вон там. Белая вилла с зелеными ставнями. Но если не хотите, так и скажите, не ищите причин для отказа.

Ллевеллин подумал и ответил:

— Я охотно зайду к вам.

— Отлично. Сегодня?

— Спасибо.

— В девять. Не передумайте!

И он зашагал вниз. Ллевеллин некоторое время смотрел ему вслед, потом продолжил свою прогулку.

3

— Так вам на виллу синьора сэра Уайлдинга?

Возница двухместной коляски-развалюхи проявил живой интерес. Его ветхий экипаж был весело расписан цветочками, а на шее лошади висели синие бусы. И лошадь, и коляска, и кучер были жизнерадостны и приветливы.